Капитан Памфил - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 45

Два москитских консула имели у лондонских властей не меньший успех, чем у коменданта Портсмута. Правда, министры, которым они представлялись, заметили в них полное незнание светских обычаев; но это отсутствие лоска (по совести, его и требовать нельзя было от людей, рожденных под десятым градусом широты) вполне искупалось наличием у них разнообразных знаний, подчас совершенно чуждых представителям наиболее просвещенных народов.

Например, лорд-канцлер однажды вечером вернулся сильно охрипшим с заседания палаты общин, где ему пришлось препираться с О’Коннеллом из-за нового проекта налогообложения Ирландии, и лондонский консул, случайно оказавшийся у него в это время, попросив миледи дать ему яичный желток, лимон, стаканчик рома и немного гвоздики, собственными руками приготовил приятное на вкус питье, широко применяемое, по словам консула, в Комаягуа в случае подобного рода заболеваний. Лорд-канцлер смело проглотил напиток и на следующий день был совершенно здоров. Этот случай, впрочем, наделал столько шума в дипломатическом мире, что лондонского консула с тех пор иначе как доктором и не называли.

Другой, не менее удивительный случай произошел с господином эдинбургским консулом, сэром Эдуардом Тумаусом [23] . Как-то у министра народного просвещения беседовали о различных блюдах разных народов, и сэр Эдуард Тумаус проявил столь обширные познания в этих вопросах, от распространенного в Калькутте карри по-индийски до паштета из бизоньего горба, который так ценится в Филадельфии, что у всего почтенного собрания слюнки потекли; увидев это, консул с не знающей себе равных любезностью предложил господину министру народного просвещения свои услуги в качестве распорядителя на одном из его будущих обедов, где гостям станут подавать только совершенно неизвестные в Европе яства. Министр народного просвещения, смущенный этим предложением консула, долго отказывался принять его; но сэр Эдуард Тумаус настаивал так упорно и так чистосердечно, что его превосходительство в конце концов сдался и пригласил всех своих собратьев на это кулинарное торжество. И в самом деле, в назначенный день эдинбургский консул, за два дня перед тем отдавший распоряжения о покупках, явился с утра и, отбросив высокомерие и гордость, спустился в кухню, где, оставшись в одной рубашке, командовал поварами и поварятами так, словно всю жизнь только этим и занимался. За полчаса до обеда он снял салфетку, повязанную у него вокруг пояса, вновь облачился в свой консульский фрак и с простотой подлинного достоинства вошел в гостиную так спокойно, будто только что подъехал в своей карете.

«Конституционалист» в статье, озаглавленной «Коварный Альбион», сравнил этот обед, который произвел переворот в английском кабинете министров, с пиром Валтасара.

Поэтому сэр Эдуард Тумаус оставил по себе жгучие сожаления в гастрономическом клубе на Пикадилли, когда, властно призываемый долгом, вынужден был покинуть Лондон и отправиться в Эдинбург. Доктор остался в Лондоне один. Через некоторое время он официально уведомил дипломатический корпус о скором прибытии своего августейшего повелителя, его высочества дона Гусман-и-Памфилос, что вызвало большое волнение в аристократических кругах.

В самом деле, однажды утром стало известно, что по Темзе поднимается иностранное судно, несущее на гафеле москитский флаг, а на бизань-мачте — флаг Великобритании. Это был бриг «Москито», из того же порта и того же уровня, что и «Сулейман», но весь сверкающий позолотой; в тот же день он стал на якорь в Доках. Это судно доставило в Лондон его высочество кацика собственной персоной.

Если высадка консулов вызвала значительное стечение народа, понятно, что должно было происходить при высадке властелина. Весь Лондон высыпал на улицы, и дипломатическому корпусу с большим трудом удалось расчистить себе дорогу в толпе, чтобы встретить нового монарха.

Он оказался человеком лет сорока пяти — сорока восьми, в котором мгновенно узнавали подлинный мексиканский тип с его живыми глазами, смуглой кожей, черными бакенбардами, орлиным носом и шакальими зубами. Он был одет в мундир москитского генерала, украшенный лишь орденской звездой. Кацик неплохо, но с явным провансальским акцентом говорил по-английски; это происходило оттого, что первым языком, какой он выучил, был французский, а учителем был марселец. Впрочем, он непринужденно отвечал на комплименты и поговорил с каждым посланником и каждым поверенным в делах на его языке: его высочество кацик был выдающимся полиглотом.

На следующий день его высочество был принят его величеством Вильгельмом IV.

Через неделю стены лондонских домов покрылись литографиями с изображением различных мундиров сухопутных войск и военно-морских сил армии москитского кацика, а также видами бухты Картаго и мыса Грасьяс-а-Дьос в том месте, где Золотая река впадает в море.

Наконец появилось точное изображение городской площади столицы с дворцом кацика в глубине, театром с одной стороны и биржей — с другой.

Все москитские солдаты выглядели упитанными и здоровыми; это явление объяснялось помещенным под гравюрами примечанием, в котором указывалось, какую плату получает каждый военнослужащий: рядовые — три франка в день, капралы — пять, сержанты — восемь, унтер-офицеры — пятнадцать, лейтенанты — двадцать пять, а капитаны — пятьдесят. Что касается кавалерии, она получала двойное жалованье, поскольку должна была кормить своих коней; такая роскошь, какую сочли бы расточительством в Лондоне и Париже, была вполне естественной в Москито, где золото катилось по дну рек и буквально прорастало из-под земли, так что оставалось лишь наклониться и взять его.

Пейзажи представляли собой картины самые изобильные, какие только можно увидеть: древняя Сицилия, кормившая Рим и Италию излишками от пропитания своего двенадцатимиллионного населения, была пустыней рядом с равнинами Панамакаса, Карибаньи и Тинто; это были поля маиса, риса, сахарного тростника и кофе, среди которых едва обозначались тропинки для перемещения работников; все эти земли плодоносили сами собой и без всякого вмешательства человека. И все же туземцы обрабатывали их, потому что часто им случалось лемехом своего плуга обнажить слиток золота весом в два-три фунта или алмазы от тридцати до тридцати пяти каратов.

Наконец, насколько можно было судить по трем великолепным дворцам, возвышавшимся на главной площади Москито, город был выстроен в смешанном стиле, сочетавшем в себе черты простоты греческой античности, прихотливой орнаментации средневековья и благородного бессилия современности; так, дворец кацика был выстроен по образцу Парфенона, театр обладал фасадом в духе Миланского собора, а биржа походила на церковь Богоматери Лоретской. Население же было одето в роскошные наряды, сверкающие золотом и драгоценными камнями. За женщинами следовали негритянки с зонтиками из перьев тукана и колибри; лакеи подавали милостыню золотыми монетами, а в уголке картины был изображен нищий, кормивший свою собаку сосисками.