Блэк. Эрминия. Корсиканские братья - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 65

Девушки разговаривали о красивом офицере, который только что вышел. Его впервые видели у Мадемуазель Франкотт, и вы можете себе вообразить, что эти четыре языка в возрасте от пятнадцати до восемнадцати лет могли сказать о красивом двадцатипятилетнем офицере.

Все очень жалели, что меня не было, когда он пришел.

Но, конечно же, мы его снова увидим: он провел здесь четверть часа, и, оставаясь здесь четверть часа, он, вне всякого сомнения, имел определенное намерение.

Я слушала эти пересуды, закрыв глаза и не вымолвив ни слова, я одна могла бы пролить свет на это событие и разрешить спор, но я была далека от этого.

На следующий день мне надо было выйти в город.

Вся дрожа, я ступила за порог магазина. Я боялась встретить господина Гратьена, но в то же время я умирала от желания увидеть его: ведь только с ним я могла бы говорить об Анри, а мое бедное сердце истосковалось по этой радости.

Впрочем, я едва сделала сто шагов, как встретила молодого человека.

Я остановилась как вкопанная.

Он приблизился ко мне.

— Мадемуазель, — сказал он, — соблаговолите; принять мои извинения за тот страх, что мы причинили вам, я и мой товарищ. Я не стал дожидаться сегодняшнего дня, чтобы извиниться перед вами, и, узнав, в каком магазине вы работаете, поспешил появиться там. Но вас не было видно; не зная вашего имени и опасаясь допустить какую-либо бестактность, я не осмелился спросить о вас. Я благодарен случаю, сделавшему так, что я встретил вас сегодня, и таким образом позволившему мне высказать вам, какое сожаление я испытываю, видя то ужасное впечатление, которое производит на вас мое присутствие.

— Сударь, вы ошибаетесь, — ответила я. — И это впечатление, истинная причина которого вам неизвестна, имеет своим источником не отвращение, а совсем иное чувство.

— Как?! Мадемуазель, неужели я мог бы быть так счастлив?…

Я, в свою очередь, перебила его.

— Сударь, нам необходимо объясниться. Я не стремлюсь к этому, но и не стану уклоняться. Вы действительно господин Гратьен д'Эльбэн, не правда ли?

— Откуда вам известна моя фамилия?

— Брат господина Анри д'Эльбэна? — продолжала я.

— Без сомнения.

— Вы приезжали в Париж на свадьбу вашего брата с мадемуазель Адель Клермон, не так ли?

— Да.

— И он поручил вам отнести письмо одной молодой девушке, которую он любил…

— Которую он все еще любит и которую будет любить всегда.

— О! — вскричала я, взяв его за руки и разразившись рыданиями. — Вы мне говорите правду?

— Бог мой! Неужели вы Тереза?

— Увы, сударь…

— Бедное дитя, которое хотело утопиться.

— Откуда вы это знаете?

— От него. Он узнал обо всем; он был у мадам Дюбуа, но вы уже уехали, и никто не смог ему сказать ни куда вы отправились, ни что с вами стало. О! Как он будет счастлив узнать, что вы продолжаете жить и не проклинаете его!

— Я слишком его люблю, чтобы когда-нибудь проклясть, — прошептала я.

— Вы мне позволите заверить его в этом?

— Анри знает мое сердце и, надеюсь, не нуждается в подобном заверении.

— Все равно! Завтра он будет знать, что вы здесь и что я имею счастье видеть вас.

Я вздохнула, вытирая слезы.

— Но мне недостаточно просто увидеть вас, мне необходимо видеться с вами постоянно. Вы его любите?

— Да, всей душой.

— Отлично, мы будем говорить о нем.

— Теперь мне больше непозволительно говорить о нем, так же как не позволительно любить его.

— Всегда позволительно любить брата и говорить о брате; мы будем говорить о нем как о брате.

— О! Не искушайте меня, я и так уже слишком к этому предрасположена! Боже мой! Позвольте мне, нет, не забыть, это невозможно, но позвольте мне молчать.

— Единственное утешение, которое остается в непоправимом несчастье, — это плакать и жаловаться. Излейте мне ваши жалобы, поплачьте у меня на груди; я вам расскажу, как сильно он вас любит, сколько он сражался, боролся, страдал, а главное, я вам расскажу, как он вас до сих пор любит…

— О! Замолчите, замолчите! — сказала я ему, зажимая руками уши, чтобы не слышать.

— Да, вы правы, не здесь, посреди этой улицы, мы должны воскрешать подобные воспоминания; я буду иметь честь нанести вам визит и надеюсь, вы не откажетесь меня принять.

Он попрощался со мной и удалился, прежде чем я смогла ему ответить.

Я вернулась к мадемуазель Франкотт, сильно обеспокоенная этой встречей; я сама была испугана тем внутренним желанием, которое я испытывала, — вновь увидеть Гратьена, чтобы говорить с ним об Анри. Однако я сознавала необходимость бежать от этого непреодолимого искушения. И я попросила мадемуазель Франкотт, если это возможно, поселить меня у нее в доме, предложив вычитать из моего заработка за это жилье. К несчастью, весь дом был занят, и мадемуазель Франкотт не могла выполнить мою просьбу.

Я занимала на улице Гран-Серф маленькую комнатку на третьем этаже, куда и приходила каждый вечер около девяти часов, то есть сразу же после закрытия магазина.

По воскресеньям после двенадцати я была свободна.

Я ничего не знаю о том, как Гратьену удалось узнать мой адрес, по в тот же вечер, возвращаясь домой, я нашла его стоящим на улице у двери дома, в котором жила.

Я рассказываю вам все, сударь; вы слушаете мою исповедь; поэтому вы должны знать не только мои поступки, но и мои чувства, даже мои мысли. Итак, узнав Гратьена, я испытала скорее нечто вроде радости, чем чувства страха.

Да, это правда, я сделала движение, собираясь броситься к нему.

Он заметил это и после, конечно же, понял, какую власть может иметь надо мной.

Все же он произнес вначале несколько слов, которые отняли бы у меня всю мою решимость в том случае, если бы у меня были бы силы оттолкнуть его.

— Расставшись сегодня с вами, — сказал он мне, — я написал Анри; я ему сообщил, что видел вас, что вы его по-прежнему любите. Я получу его ответ послезавтра.

— А! Сударь, — ответила я ему, не имея сил устоять перед его словами, — что вы хотите от меня, пробуждая подобные воспоминания и воскрешая такую любовь? Вы меня погубите.

И, опершись об угол двери, я заплакала.

— Мадемуазель, — сказал он, — я не буду сегодня слишком настойчив; ваше нынешнее состояние обязывает меня проявить деликатность; но послезавтра, в воскресенье, как только магазин мадемуазель Франкотт закроется, я вновь буду иметь честь быть у вас.

— О! Сударь! — закричала я. — Что скажут, увидев, как вы приходите ко мне? Это невозможно, невозможно!