Волонтеры попытались занять оборону. Один из них даже выстрелил из пистолета, и пуля пробила шляпу Мориса.
В сумерках произошел короткий бой, во время которого слышались выстрелы, потом проклятия, богохульства, но никто не осмелился выйти из дома, чтобы посмотреть, что происходит, ибо, как мы уже сказали, в городе ползли слухи о предстоящей резне и многие подумали, что уже началось. Только два или три окна приоткрылись, чтобы тут же снова захлопнуться.
Волонтеров было меньше, они были хуже вооружены, поэтому их вскоре вывели из строя. Двое были тяжело ранены. Четверо остальных стояли вдоль стены, к груди каждого из них был приставлен штык.
— Ну вот, — сказал Лорэн, — теперь, я надеюсь, вы будете ягнятами. Что же касается тебя, гражданин Морис, то поручаю тебе проводить эту женщину на караульный пост к ратуше. Ты понимаешь, что несешь за это ответственность?
— Да, — ответил Морис.
Затем тихо добавил:
— А какой пароль?
— Ах ты, черт! — выругался Лорэн, почесав за ухом, — Пароль… Ну…
— Не боишься ли ты, что я буду им злоупотреблять?
— Ах ты, Боже мой, — ответил Лорэн, — пользуйся им, как хочешь, это твое дело.
— Так ты назовешь мне пароль?
— Да, конечно. Но давай-ка вначале избавимся от этих молодцов. А кроме того, перед тем, как расстаться, я хотел бы дать тебе несколько добрых советов.
— Хорошо, я подожду.
Лорэн подошел к своим гвардейцам, продолжавшим держать в страхе волонтеров.
— Ну что, теперь с вас достаточно? — спросил он.
— Да, жирондистская собака, — ответил командир добровольцев.
— Ты ошибаешься, друг мой, — заметил Лорэн спокойно, — мы еще более достойные санкюлоты, чем ты, мы принадлежим к клубу Фермопил
[18]
, патриотизм которого, я надеюсь, никто не будет оспаривать. Отпустите граждан, — продолжал Лорэн. — Они, я думаю, не будут возражать.
— Да, это так же верно, как и то, что эта женщина подозрительна…
— Если бы она была подозрительна, то сбежала бы во время боя, вместо того, чтобы ожидать, пока драка закончится.
— Гм! — произнес один из добровольцев, — то, что ты говоришь, похоже на правду, гражданин Фермопил.
— Впрочем, мы все об этом узнаем, потому что мой друг отведет ее на пост. А мы все пойдем и выпьем за здоровье нации.
— Мы пойдем выпить? — спросил командир волонтеров.
— Конечно, а то меня мучает жажда. Я знаю один неплохой кабачок на углу улицы Томас-дю-Лувр.
— Ух! Почему же ты сразу не сказал об этом, гражданин? Мы ведь разозлились из-за того, что усомнились в твоем патриотизме. В подтверждении этих слов, во имя нации, давай обнимемся.
— Обнимемся, — сказал Лорэн.
И волонтеры стали с воодушевлением брататься с патрульными из национальной гвардии. В то время охотнее приветствовали объятия, чем отсечение голов.
— Итак, друзья, — воскликнули объединившиеся бойцы, — скорее в кабачок на Томас-дю-Лувр.
— А как же мы, — жалобно простонали раненые, — вы, что же нас бросите?
— Что ж, — ответил Лорэн, — придется оставить вас здесь, храбрецов, которые сражались за родину с патрулем, такова суровая действительность. За вами пришлют носилки. А пока, в ожидании, пойте «Марсельезу», это вас развлечет:
Вперед, сыны отчизны милой!
Мгновенье славы настает!
Затем, подойдя к Морису, который вместе с незнакомкой ожидал на углу улицы Кок, в то время как гвардейцы вместе с волонтерами, обнявшись, поднимались к площади Дворца Равенства, сказал:
— Морис, я обещал тебе дать совет, вот он. Лучше тебе пойти с нами, чем компрометировать себя, защищая эту гражданку, которая действительно мне кажется очень очаровательной, но от этого еще более подозрительной, потому что очаровательные женщины, которые бегают по улицам в полночь…
— Сударь, не судите обо мне по внешнему виду, умоляю вас.
— Ну так вот, вы говорите «сударь», а это большой промах с вашей стороны, слышите, гражданка? Да и сам я сказал «вы».
— Хорошо! Гражданин, позволь своему другу сделать доброе дело.
— Какое?
— Проводить меня до дома и охранять всю дорогу.
— Морис! Морис! — сказал Лорэн. — Подумай о том, что ты собираешься сделать: ты ведь себя ужасно компрометируешь.
— Я знаю, — ответил молодой человек. — Но что же делать, если я ее оставлю, то бедная женщина будет арестована первым же встретившимся патрулем.
— О, да! Тогда как вместе с вами, сударь… тогда как вместе с тобой, гражданин, я хочу сказать, я буду спасена.
— Ты слышишь, спасена! — заметил Лорэн. — Стало быть она бежит от какой-то большой опасности.
— Дорогой мой Лорэн, — сказал Морис, — посмотрим правде в глаза. Это либо добрая патриотка, либо аристократка. Если она аристократка, то мы виноваты, что защищаем ее, если же она патриотка, то охранять ее — наш долг.
— Прости, друг мой, но твоя логика абсурдна. Ты похож на того, кто говорит:
Забрали разум у меня
И мудрость требуют мою.
— Ну ладно, Лорэн, — сказал Морис, — прекрати ссылаться на Дора, Парни, умоляю тебя. Поговорим серьезно: ты мне скажешь пароль или нет?
— То есть, Морис, ты вынуждаешь меня пожертвовать долгом ради друга или пожертвовать другом ради долга. Однако, боюсь, Морис, что долг превыше всего.
— Друг мой, решай вопрос в пользу долга или друга. Но, прошу тебя именем Неба, решай немедленно.
— Ты не будешь злоупотреблять паролем?
— Обещаю.
— Этого недостаточно. Поклянись.
— Чем?
— Поклянись Родиной.
Лорэн снял шляпу, повернул кокардой к Морису, и тот поклялся а этом импровизированном алтаре.
— А теперь я скажу тебе пароль: «Флагшток и Лютеция». Может быть кто-то и скажет вместо «Лютеция» — «Лукреция»
[19]
, не обращай внимания, происхождение одно и то же — римское.
— Гражданка, — сказал Морис, — теперь я к вашим услугам. Спасибо, Лорэн!
— Счастливого пути, — ответил тот, надевая шляпу.
И, верный своему анакреонтическому вкусу, он ушел, напевая: