Гонки вот-вот должны были начаться.
К несчастью для Ришара, «Чайка» выиграла два приза, и радость победы в присутствии Юберты, которая вместе со всеми восторженно приветствовала победителя, настолько вскружила скульптору голову, что он совсем забыл о своей роли соблазнителя.
Заметив среди зрителей г-на Батифоля, капитан «Чайки» не смог устоять перед искушением подшутить над ним.
Уж если молодой человек не приступил немедленно к осуществлению своего искусно задуманного плана, разве не мог он подойти к намеченной цели, немного поиздевавшись над лютым врагом дедушки той, которую ему хотелось покорить?
К этому заключению и пришел капитан «Чайки».
Господин Батифоль в честь такого торжественного случая решил рискнуть собственной персоной и записался в число участников лодочных гонок, которые должны были завершить водные развлечения в этот день.
Его костюм, предназначенный для состязаний, был, возможно, и не таким привлекательным, но, разумеется, столь же живописным, как костюмы членов команды «Чайки»: Аттила был облачен в одеяние античного борца, с добавлением к нему, с учетом требований нынешних нравов, трико.
Тощая фигура г-на Батифоля, его сутулая спина, костлявые ноги и узловатые колени, обтянутые хлопчатобумажным трико, которое морщило, образуя множество складок, производили необычайно странное впечатление. Однако он был так счастлив в этот чудесный день, что даже не принимал на свой счет насмешливых взглядов, сопровождавших его, и по примеру атлетов не забыл натереть маслом свои руки, оставшиеся обнаженными.
Наконец, был дан сигнал к старту.
Господин Батифоль, обливаясь потом и задыхаясь, усиленно налегал на весла и лез из кожи вон, как каторжник на галерах; он опережал своих соперников и, казалось, столько усилий должны были увенчаться наградой.
Внезапно он увидел рядом с собой ухмыляющуюся физиономию скульптора: сидя в очень легкой лодке, тот следовал бок о бок с тяжелой шлюпкой злополучного чеканщика, осыпая его язвительными замечаниями.
— Сударь, — воскликнул г-н Батифоль, — то, что вы делаете, противоречит правилам!
Однако скульптор словно не слышал его слов и продолжал выкрикивать писклявым голосом, свойственным парижским сорванцам:
— Давай, папаша! Ты сейчас схватишь кролика! Ты уже держишь его за уши, старина!
Другие шутки были ничуть не лучше, однако они приводили г-на Батифоля в ярость, тем более что гребцы, оставшиеся на берегу, подбадривали своего капитана рукоплесканиями и неистовыми воплями.
В течение минуты чеканщик боролся с обуревавшим его желанием со всего маху ударить веслом по хрупкому ялику своего недруга; однако он удержался от этого, вспомнив о физической силе Ришара, в которой ему довелось убедиться на собственном печальном опыте. Он приуныл, вышел из сутолоки соревнующихся лодок и причалил к берегу, задаваясь вопросом, когда же Бог, наконец, предоставит ему возможность отомстить мерзавцу-скульптору.
По-видимому, его мольбы были услышаны.
Господин Батифоль скрылся в одном из шатров, расставленных на берегу виноторговцами для своих клиентов; в то время там почти никого не было, так как все отправились смотреть на гонки.
Однако за столиком, соседним с тем, за которым разместился чеканщик, пили вино и беседовали двое гребцов.
Один из мужчин, сидевших напротив г-на Батифоля, был ему незнаком; весьма примечательный костюм другого, обращенного к нему спиной, позволял опознать в нем члена команды «Чайки».
Погруженный в раздумья, г-н Батифоль вначале не придал значения чужому разговору, но, услышав неоднократно повторявшееся имя Ришара, он навострил уши, как охотничья лошадь при звуке рожка.
Вот что он услышал.
— Как же так, — говорил первый из гребцов, тщетно пытаясь поставить стакан, опрокинутый его приятелем, и наполнить его — как же так, Шалламель, ты, кому мы дали прозвище «Выпить бы», воротишь нос от винца?
— Да, — ответил Шалламель, заплетающийся язык и невнятное бормотание которого свидетельствовали о несколько запоздалой воздержанности, — завтра камбуз для спиртного будет открыт сколько душе угодно, но сегодня члены команды должны исполнить свой долг!
— Свой долг?
— Да, свой долг. Капитан «Чайки» почтил меня своим доверием, и я не хочу подводить капитана.
— Опрокинь еще стаканчик, и тебе будет веселее грести и сподручнее щипать марнские воды
[2]
.
— Если я и смогу кого-нибудь сегодня пощипать, старина, так это индюка по имени Валентин, и я не прочь это сделать, так как терпеть не могу эту мокрую курицу, которая подливает себе в вино воды, как будто торговцы не избавляют нас от таких хлопот.
— Валентина, закадычного друга Ришара?
— Да уж, закадычного друга!
При этом Шалламель выразительно махнул рукой.
— Что же случилось?
— Тсс! — прошептал Шалламель, мимикой призывая приятеля к молчанию. — Тсс! Тебе-то я могу это сказать, ведь ты мой друг и не мешаешь вино с водой, как эта сухопутная крыса по имени Валентин; все матросы братья; видишь ли, мы решили провернуть одно дельце, в результате которого Ришар станет королем гребцов, а его закадычный друг лопнет от злости и досады.
— Ну-ка, расскажи.
— Надо тебе доложить, сухопутная крыса и наш капитан приударяли за одним и тем же судном, изящной и ладно скроенной бригантиной, нежной, как сало, с клюзами из голубого бархата, вот такой величины! Одним словом, за внучкой папаши Горемыки, ты должен ее знать. Валентин хотел надуть нашего капитана, и сегодня вечером капитан приберет к рукам бригантину.
— Вот как!
— Да, но самое смешное в том, как капитан сумел отделаться от соперника, чтобы тот не попал сегодня в Ла-Варенну.
— Ну-ну, выкладывай!
— Представь себе, утром Валентин поднимается вместе с нами на борт «Чайки», чтобы плыть сюда. И вот, когда мы оказались между Красной мельницей и мельницами Гравеля, этот законченный плут Коротышка, сговорившись заранее с капитаном, делает резкий поворот; судно дает крен, мы бросаемся в другую сторону, и, естественно, все четверо падаем в воду. Как ты понимаешь, все мы, включая Валентина, умеем плавать и поэтому нянчились друг с другом не больше, чем линь со своими усиками. Стало быть, мы старались поднять «Чайку» и выловить из воды весла, как вдруг Коротышка кричит: «А где же капитан?» Валентин озирается по сторонам, мы тоже делаем вид, будто ищем капитана, но его нет и в помине. Тогда Валентин бросается в воду, и мы следуем его примеру. Он принимается нырять; мы притворяемся, что тоже ныряем, — то есть, когда видим, что он поднимается на поверхность, слегка погружаемся в воду, только и всего. Наконец, полчаса спустя мы понимаем, что нашего несчастного капитана не спасти. Для порядка мы зовем на помощь, поскольку знаем, что на берегу в этом месте нет ни души и никто нас не услышит. Стали совещаться. В конце концов было решено, что Валентин, рвавший на себе волосы от горя, так что я просто давился от смеха и раз двадцать готов был расхохотаться ему в лицо, не будь дело таким важным, отправится в Берси, чтобы заявить в полицию и найти моряков, которые смогут отыскать тело нашего бедного друга, а мы тем временем отведем судно к месту стоянки, так как совсем продрогли. Валентин убегает, продолжая причитать, но, как только он дает тягу, наш капитан тут как тут — этот чертов Ришар нырнул под сплавной лес, проплыл под ним, вынырнул с другой стороны и в течение всей комедии держал голову между бревнами. Мы поднялись на борт и начали грести изо всех сил, а потом переоделись в сухую одежду, которую оставили у команды «Дориды». Теперь этот тряпка Валентин, целый день шаривший по дну Сены, будет весь вечер ронять слезы в водичку с сиропом на улице Сен-Сабена, а мы с барышней из Ла-Варенны выйдем в открытое море.