Паж герцога Савойского - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 111

Таков был гигантский призрак, подобный великану мыса Бурь, который возник между Сен-Кантеном и Парижем.

И вот, вопреки общему мнению, а особенно вопреки мнению Эммануила Филиберта, предлагавшего идти прямо на столицу, не дав Генриху II времени даже вздохнуть, Филипп объявил, что армия-победительница не сделает больше ни шагу вперед и эта компания закончится осадой Ле-Катле, Ама и Шони; стены же Сен-Кантена будут восстановлены, и этот город превращен в оплот дальнейших завоеваний испанской армии.

Именно эта новость, привезенная Ивонне королю Генриху II — не изложенные выше подробности, а вытекающие из нее последствия, — и позволила ему с уверенностью сообщить: «Париж спасен!»

При этом известии, которому Генрих II и поверить не мог, новые приказы полетели во все концы — из Компьеня в Лан, из Лана в Париж, а из Парижа к Альпам.

Был опубликован ордонанс, в котором говорилось, что все солдаты, дворяне и вообще все когда-либо воевавшие или способные носить оружие должны отправиться в Лан под командование г-на де Невера, главного наместника короля: одни — под страхом телесного наказания, другие — под страхом лишения дворянства.

Дандело получил приказ отправиться в малые кантоны и ускорить наем четырех тысяч швейцарцев — решение об этом было принято ранее.

Два немецких полковника, Рокрод и Райффенберг, привели через Эльзас и Лотарингию четыре тысячи человек, нанятых ими на берегах Рейна.

Кроме того, стало известно, что Итальянская армия, численностью в восемь тысяч человек, перешла через Альпы и форсированным маршем приближается к Парижу.

Почти одновременно пришла еще одна новость, как бы специально для того, чтобы окончательно успокоить Генриха II, так и не покинувшего Компьень, хотя враг продвинулся до Нуайона, — стало известно, что между испанцами и англичанами при осаде Ле-Катле начались большие разногласия.

Англичане, оскорбленные заносчивостью испанцев, которые приписывали себе все заслуги победы в Сен-Лоранской битве и взятия Сен-Кантена, просили разрешения вернуться на родину; вместо того чтобы попытаться помирить их, Филипп II, в своем предпочтении к испанцам, встал на их сторону и разрешил англичанам уйти, что они и сделали в тот же день как получили разрешение. Через неделю, в свою очередь, взбунтовались немцы, оскорбленные тем, что Филипп II и Эммануил Филиберт получили весь выкуп за пленных Сен-Кантена. В результате три тысячи немцев дезертировали из испанской армии и были немедленно завербованы герцогом Неверским, перейдя таким образом со службы королю Испании на службу королю Франции.

Местом сбора всех этих войск был Компьень, с великим тщанием укрепленный герцогом Неверским (он даже построил под прикрытием пушек города укрепленный и просторный лагерь, способный вместить до сотни тысяч человек).

И наконец, в последних числах сентября в Париже распространился слух, что герцог Франсуа де Гиз прибыл на перекладных из Италии.

На следующий день из особняка Гизов выехала великолепная кавалькада: впереди находился сам герцог, по правую руку от него — кардинал Лотарингский, а по левую — герцог Немурский; их сопровождали две сотни дворян, одетых в цвета герцога; кавалькада проследовала к бульварам, а затем по набережным и мимо ратуши, вызвав огромное воодушевление парижан, поверивших, что им бояться больше нечего, поскольку их возлюбленный герцог уже вернулся.

В тот же вечер глашатаи под звуки труб на всех перекрестках Парижа объявили, что герцог Франсуа де Гиз назначается главным наместником королевства.

Может быть, поступая таким образом, Генрих II и нарушил завет отца, на смертном одре просившего никогда не способствовать слишком большому возвышению дома Гизов, но положение было крайне серьезным, и король пренебрег этим мудрым советом.

На следующий день, 29 сентября, герцог отправился в Компьень и тут же приступил к исполнению своих обязанностей, устроив смотр войскам, как бы чудом собранным в укрепленном лагере.

Десятого августа вечером во всем королевстве не оставалось — включая сюда гарнизоны городов — и десяти тысяч человек, способных.носить оружие, но и эти десять тысяч настолько потеряли мужество, что при первом пушечном залпе были готовы: те, кто был на поле боя — бежать, а те, кто защищал город — немедленно открыть ворота неприятелю. А уже 30 сентября герцог де Гиз устроил смотр армии численностью почти в пятьдесят тысяч человек — то есть на треть больше, чем у короля Испании после ухода англичан и немцев. Причем это была прекрасная, полная воодушевления армия, громко требовавшая немедленного наступления на врага.

Счастлива та земля, где как по мановению волшебной палочки, будь то во имя монархии или во имя нации, появляются армии!

Наконец, 26 октября стало известно, что король Филипп в сопровождении герцога Савойского и всего двора покинул Камбре и вернулся в Брюссель, считая кампанию законченной.

И теперь любой мог сказать не только: «Прекрасные новости! Париж спасен!» — как воскликнул Ивонне, прискакав в Компьень, — но и: «Прекрасные новости! Франция спасена!»

Прошел год с того дня, как король Испании Филипп II возвратился из Камбре в Брюссель и объявил кампанию 1557 года законченной, после чего двадцать пять миллионов человек с радостью воскликнули: «Франция спасена!»

Уже говорилось, какие низменные соображения, по всей вероятности, помешали испанскому королю продолжить свои завоевания; но и при дворе Генриха II мы без труда обнаружим роковое соответствие себялюбивому решению, столь опечалившему Эммануила Филиберта.

Огорчение, испытанное Эммануилом Филибертом, когда король остановил его на правом берегу Соммы, было тем более велико, что герцогу было совсем нетрудно догадаться о причинах этого странного решения, оставшегося столь же непонятным для многих современных историков, как для античных историков — знаменитая остановка Ганнибала в Капуе.

Впрочем, за этот год произошло много важных событий, о чем мы обязаны поведать читателю.

Самым значительным из них было, безусловно, то, что герцог Франсуа де Гиз отвоевал у англичан Кале. После злосчастной битвы при Креси, поставившей, как и битва при Сен-Кантене, Францию на край гибели, Эдуард III осадил Кале с моря и с суши: с моря — восьмьюдесятью судами, а с суши — тридцатью тысячами человек. Гарнизон крепости был немногочислен, но зато им командовал Жан Де Вьен, один из лучших военачальников своего времени, и потому город сдался только через год осады, после того как его жители съели в нем все до последнего клочка кожи.

С того времени двести десять лет англичане старались сделать Кале неприступным, точно так, как теперь они хотят сделать неприступным Гибралтар, и им казалось, что они в этом весьма преуспели, а потому к концу предшествующего века приказали выбить над главными воротами города надпись, которую можно перевести следующим четверостишием: