Ален выбрал место, изобиловавшее этими моллюсками, и расставил там похожую на скатерть широкую сеть, которую он принес с собой.
Вот как происходит эта ловля: во время отлива сеть ставится горизонтально на высоте примерно полутора футов от почвы; прибывая, вода затапливает сети. Турпаны сопровождают прилив, держась от него на расстоянии двухсот — трехсот шагов.
Когда одна из птиц замечает моллюска, она ныряет, остальные следуют ее примеру, натыкаются на сеть, отделяющую их от приманки, и запутываются в ее плавающих ячейках.
Более осторожные ныряют подсеть, но тоже увязают в ней, пытаясь выбраться на поверхность; все пернатые погибают.
Когда море отступает, их находят подвешенными к сети.
Закончив все приготовления и расставив наволочные сети, Ален мог еще несколько минут оставаться на территории, покинутой стихией, прежде чем ею снова завладеют волны; охотник решил обследовать окрестные скалы, разбросанные повсюду; пользуясь их прикрытием, он рассчитывал вдоволь пострелять улитов и гаршнепов, которых спугнула с берега суета людей.
Молодой человек воткнул в песок одно из весел, привязал к нему лодку и удалился.
Длина отмели, по-видимому, достигала полульё. Вскоре Ален прошел две трети ее и, сделав пару удачных выстрелов, собрался обследовать оставшийся участок, но, к своему великому сожалению, был вынужден признать, что движение моря с некоторых пор изменило свое направление: начинался прилив, пора было поворачивать обратно и садиться в лодку.
Ален еще издали увидел свое суденышко, качавшееся на волнах.
В то же время молодой охотник убедился, что он уже не один на этом островке.
Прислонившись к откосу скалы, там стоял мужчина небольшого роста; он закрыл лицо руками и, казалось, углубился в свои раздумья.
Услышав шаги охотника, мужчина, а вернее мальчик поднял голову, и Ален узнал Жана Мари.
XXI. ПРИЛИВ
Необъяснимое появление мальчика в пустынном месте потрясло Алена до глубины души; он не видел юнгу с тех пор, как тот покинул Шалаш.
— Черт побери, кто притащил тебя сюда? — спросил он у мальчика.
— Рыбаки с баркаса «Чайка». Они ушли в море ловить рыбу, а меня высадили здесь, так как я сказал им, что у меня здесь дело.
— Дело? С кем же ты собираешься его обсуждать? С морскими свиньями?.. — спросил охотник, пытаясь шутить, хотя ему совершенно этого не хотелось, — ведь никого рядом скоро не будет.
— Нет, — ответил мальчик, покачав головой, — с вами.
— Как это со мной? — спросил Ален. — Стало быть, ты искал меня?
— Да, вас.
Лицо охотника омрачилось.
— Почему же ты не пришел в Шалаш? По-моему, ты знаешь туда дорогу и мог бы добраться туда пешком, без всякой лодки.
— Я решил говорить с вами именно здесь, а не в другом месте.
— И что же ты с таким таинственным видом хочешь мне сказать? Посмотрим! — продолжал Ален.
— Я хочу сказать, что вы опозорили бедную женщину, которую некому защитить, и сделали ее несчастной на всю жизнь; вы поступили дурно, господин Ален.
Произнося эти слова, мальчик смотрел на охотника в упор, словно собираясь бросить ему вызов.
У Монпле вырвался жест раздражения, но, глядя на своего малолетнего слабого противника, он быстро опомнился и овладел собой.
— Ты славный маленький бесенок, и я любил тебя всем сердцем, — сказал охотник, — я понимаю твою досаду, и это меня огорчает, но надо признать, что только круглые дураки могли дать тебе такое поручение, бедное дитя, послав сюда, чтобы ты говорил мне гадости.
— Никто не давал мне никаких поручений, — отвечал маленький Жан, качая головой, — наоборот, никто и понятия не имеет о том, что я сейчас делаю. Вот уже целую неделю я знаю, что случилось, и все время об этом думаю, поэтому я сам решил прийти и сказать вам: господин Ален, если вы честный человек, надо искупить свою вину. Господин Ален, если вы честный человек, вам надо жениться на моей матушке!
Охотник пожал плечами.
Нельзя сказать, что та торжественность, с какой говорил юнга, не произвела на молодого человека впечатления; но, устояв перед настойчивыми требованиями и угрозами боцмана Энена, не уступив увещеваниям собственной совести, он стыдился поддаться на уговоры ребенка.
— Значит, вы отказываетесь? — продолжал Жан Мари. — Вы причинили горе бедному семейству и теперь считаете, что достаточно вам сказать «нет», чтобы все было кончено? Неужели вы станете спать спокойно, в то время как два несчастных человека, не сделавшие ничего плохого, чтобы так страдать, будут проводить ночи в тоске и слезах?.. Нет, этому не бывать, господин Ален, я этого не допущу.
— Ты еще ребенок.
— Вы ошибаетесь, господин Ален; слезы матушки сделали меня мужчиной, и я это докажу: если в вашем сердце осталась хоть капля жалости, то я надеюсь, что смерть сына будет не напрасной, и я добьюсь того, чего не удалось моей отчаявшейся матушке.
— Что ты хочешь сказать, Жан Мари?
— Я пришел на эту отмель не только для того, чтобы говорить с вами… Нет, я заранее знал, каким будет ваш ответ, господин Ален.
— Зачем же ты сюда пришел?
— Я пришел, чтобы здесь умереть!
В лице и словах мальчика было столько неистовости, что Ален испугался.
— Ты хочешь умереть? — вскричал он. Мальчик молчал.
— Да ты сошел с ума! Ты бредишь! — воскликнул молодой человек.
— Я не сошел с ума, и я не в бреду, — продолжал мальчик уже более спокойно, — но я хочу умереть. Будь я мужчиной, я бы стал с вами драться и попытался бы вас убить или сам бы погиб. Но я всего лишь ребенок и могу только умереть.
— Черт побери, зачем тебе умирать?
— Я хочу умереть, так как по вашей вине мне придется расстаться с матерью, и вдали от нее тоска быстро убьет меня. Я хочу умереть, так как надеюсь, что вы пожалеете о том, что свели в могилу невинного ребенка, и память о нем так тронет ваше сердце, что вы исполните свой долг и вернете матушке ее честь, чтобы она больше не плакала, а люди из Мези больше не издевались над ней. Словом, если вы так и не сжалитесь над матушкой, я хочу умереть, чтобы быть поближе к Боженьке; тогда я смогу просить его позаботиться о ней и наказать того, кто сделал ее несчастной!.. Вот видите, господин Ален, я хорошо все обдумал, прежде чем на это решиться: я не сошел с ума и я не в бреду.
— Думаешь, я позволю тебе умереть? — вскричал Ален. Мальчик, не говоря ни слова, указал на море. Охотник посмотрел в указанном направлении.
Он забыл о приливе.
Содрогнувшись, Монпле убедился, что вода стремительно прибывает, как это бывает в дни равноденствия. Настала его очередь уговаривать ребенка.