Тем более что ему было над чем поразмышлять.
Он стал продумывать варианты своего поведения на случай появления влюбленной пары.
Самое простое — быстро выбраться наружу и безо всяких объяснений скрестить шпаги со своим соперником.
Однако этот вариант, каким бы простым он ни казался, по здравом размышлении представился ему достаточно опасным не столько для жизни, сколько для чести. Да, конечно, этот человек, кто бы он ни был, соучастник преступного обмана мадемуазель де Сент-Андре, но, соучастие непредумышленное.
И тогда он вернулся к первоначальному намерению, готовясь хладнокровно присматриваться и прислушиваться к тому, что произойдет у него на глазах и достигнет его ушей.
Но стоило ему мысленно свершить этот величайший акт смирения, как вдруг звоночек его часов, весьма громкий, внезапно поставил принца в опаснейшее положение, о котором он даже не подумал. С тех самых времен (и увлеченность многих — от Карла Пятого и до Сен-Жюста, — это с избытком подтверждает) карманные и комнатные часы, будучи не только предметами роскоши, но и плодами фантазии, ходили не по упованиям механика, а по собственному капризу. В итоге часы г-на де Конде, отстававшие на полчаса от луврских, вздумали бить полночь.
Господин де Конде, как нам уже приходилось наблюдать, отличался исключительной нетерпеливостью; из опасения, что все может раскрыться, он не мог позволить часам играть по собственному усмотрению и тем самым предать своего хозяина; положив нескромную игрушку в ладонь левой руки, он прижал к ней рукоятку кинжала и с силой надавил на циферблат; под этим натиском, сокрушившим их двойной корпус, часы издали последний вздох.
Человеческая несправедливость взяла верх над безвинным предметом. Стоило этой казни свершиться, как вновь отворилась дверь и скрип ее тотчас же привлек внимание принца; г-н де Конде заметил, как на пороге, следуя на цыпочках за отвратительной личностью по имени Лану, настороженно оглядываясь и прислушиваясь, появилась мадемуазель де Сент-Андре.
IX. ТУАЛЕТ ВЕНЕРЫ
Когда мы сказали: «Следуя на цыпочках за отвратительной личностью по имени Лану», то ошибались, но не насчет Лану, а насчет мадемуазель де Сент-Андре.
Очутившись в зале Метаморфоз, мадемуазель де Сент-Андре более не следовала за Лану, а шла впереди.
Лану задержалась, чтобы затворить дверь.
Девушка остановилась перед туалетным столиком, на котором находились два канделябра, ожидающие лишь живительного огня, чтобы вспыхнуть ярким светом.
— Ты уверена, что нас никто не видел, моя дорогая Лану? — спросила она сладчайшим голосом, заставившим сердце принца, ранее трепетавшее от любви, трепетать от гнева.
— О, ничего не бойтесь, мадемуазель, — ответила сводня, — после вчерашнего угрожающего письма в адрес короля отданы самые строгие распоряжения, и начиная с десяти часов вечера ворота Лувра накрепко закрыты.
— Для всех? — спросила девушка.
— Для всех.
— Без исключения?
— Без исключения.
— Даже для принца де Конде? Лану улыбнулась:
— Для принца де Конде в особенности, мадемуазель.
— Ты в этом совершенно уверена, Лану?
— Совершенно, мадемуазель.
— А! Значит…
И девушка тотчас же осеклась.
— Почему вы так опасаетесь его высочества?
— По многим причинам, Лану.
— Так уж и по многим?
— Да, и среди них есть одна особая.
— Какая же?
— Как бы он не последовал за мною сюда.
— Сюда?
— Вот именно.
— В зал Метаморфоз?
— Да.
— Но как он может знать, что мадемуазель здесь?
— Он это знает, Лану.
Принц, как нетрудно догадаться, напряженно слушал.
— Кто же мог его предупредить?
— Я сама.
— Вы?
— Да, дура я такая!
— О Господи!
— Вообрази: вчера, в тот момент, когда он собирался от меня уходить, я поступила неблагоразумно и, желая над ним подшутить, бросила ему свой платок, а в платке находилась переданная мне записка.
— Но записка была без подписи?
— К счастью, да.
— Иисус-Мария, это величайшая удача! Сводня благочестиво перекрестилась.
— И, — продолжала она, — вам так и не удалось вернуть платок?
— Я пробовала; Мезьер шесть раз заходил к нему по моему поручению в течение дня: принца не было у себя с утра, и в девять часов вечера он еще не вернулся.
«А-а, — подумал принц, — так это паж, достававший удочку, заходил, чтобы переговорить со мной, и был так настойчив в желании со мной увидеться».
— Вы доверяете этому молодому человеку, мадемуазель?
— Он без ума от меня.
— Пажи бывают весьма нескромны, на этот счет даже существует поговорка.
— Мезьер не просто мой паж: он мой раб, — проговорила девушка тоном королевы. — Ах, Лану, этот проклятый господин де Конде! Нет такой беды, которой бы я ему не пожелала!
«Спасибо вам, красавица из красавиц! — продолжал размышлять про себя принц. — Обязательно припомню ваши искренние чувства ко мне!»
— Ну что ж, мадемуазель, — сказала Лану, — начиная с этой ночи вы можете чувствовать себя спокойно. Я знаю капитана шотландской гвардии, и я поручу принца его попечению.
— От чьего имени?
— От моего собственного! Успокойтесь, этого будет достаточно.
— Ах, Лану!
— Чего вы хотите, мадемуазель? Раз уж я занимаюсь устройством чужих дел, не худо немного позаботиться и о собственных.
— Спасибо, Лану! Одна мысль о возможном появлении принца во дворце заранее портит мне удовольствие, что я получу предстоящей ночью.
Лану приготовилась уходить.
— Эй, Лану! — приказала мадемуазель де Сент-Андре. — Перед уходом зажги, будь добра, эти канделябры; я не могу оставаться в полумраке — все эти огромные полуобнаженные фигуры внушают мне страх; кажется, они вот-вот сойдут с гобеленов и бросятся на меня.
— Ах, если они и сойдут, — заявила Лану, разжигая бумагу от тлеющего очага, — не тревожьтесь, значит, они обожают вас словно богиню Венеру.
И она зажгла пятисвечники, оставив прелестную девушку прихорашиваться в ореоле пламени на глазах у принца.
Она выглядела блистательно, если судить по отражению в туалетном зеркале; под прозрачным газом просвечивало ее розовое тело.