— Аликс!
— Когда вы уедете, ваше величество, я снова облачусь в траур и, клянусь вам, теперь уже навеки.
— А если вернется граф? — спросил король.
— Он не вернется, государь.
И встав, графиня, совсем обессиленная, подошла к столу, налила воды в золотой кубок и жадно выпила.
— Вы больны, графиня, — сказал Эдуард, тоже встав; его почти пугало возбуждение Аликс.
— Нет, ваше величество, — ответила она, снова садясь в кресло, — я готова и дальше слушать вас.
Тут король бросился к ногам Аликс и, взяв ее руки в свои, сказал:
— Вы должны меня простить, Аликс, хотя бы за те страдания, что я претерпел. Поверьте, в этом мире для вас еще возможно счастье, и я хочу, чтобы этим счастьем вы были обязаны мне. Вы покинете этот мрачный замок, полный горестных воспоминаний и унылых призраков, вы вернетесь ко двору прекраснее, чем когда-либо, и будете вызывать всеобщую зависть. Если бы вы знали, Аликс, если бы знали, — тихим голосом продолжал король, — какие сны наполняли мои ночи после моего последнего приезда в этот замок. Ничто не может помешать тому, чтобы вы были моей. И, поскольку я, чтобы овладеть вами, совершил почти преступление, вы должны понять, как далеко может зайти моя любовь. Аликс, станьте снова моей, и у вас будет все, что может дать король, все, чего душа может желать в этом мире. Ваша власть будет так же безгранична, как и моя любовь, вашему богатству, как и вашей красоте, не будет равных. Или же, Аликс, вы предпочитаете, чтобы я бросил все — начатые труды, честолюбивые стремления, будущее? Или вам угодно, чтобы король Англии стал просто Эдуардом, уединился с вами в каком-нибудь отдаленном замке, затерянном в пустынном краю, и мы остались бы наедине с Богом? Я готов, Аликс, сделать все, что вы пожелаете. Приказывайте!
— Хорошо, ваше величество, — отвечала Аликс, и улыбка ее лучилась какой-то небесной кротостью, — я вас прощаю, ибо, наверное, вы любите меня и, если бы вы знали, что ваша любовь убьет меня, вы, наверное, не сделали бы того, что сделали. Вы предлагаете мне блага, — ослабевшим голосом продолжала она, — обладать которыми была бы счастлива и горда другая женщина, но они так ничтожны в сравнении с благами вечности, к каким отныне устремлена моя душа! Вместо них обещайте мне сделать то, о чем я вас попрошу.
— Я вас слушаю, Аликс.
— Ваше величество, может быть когда-нибудь вам доведется увидеть графа Солсбери. Обещайте мне при встрече сказать ему, что я умерла потому, что он не простил мне греха, виновником которого были только вы. Вы скажете, ваше величество, что видели меня при смерти, что умерла я, благословляя его и моля за него Бога.
От боли утомленная Аликс закрыла глаза.
— Что все это значит? — прошептал король. — Вы не должны умереть! Вы, Аликс, вы… та, что я люблю! Вы в бреду. Во имя Неба, Аликс, скажите, что с вами!
Графиня встрепенулась и, взяв руку короля, сказала:
— Ваше величество, дайте мне вашу руку, чтобы я смогла подойти к окну. Я хочу в последний раз увидеть, как Бог озаряет землю своей улыбкой.
Король невольно послушался, и Аликс — рука ее была холодна, а по телу вдруг пробежала дрожь — облокотилась на подоконник раскрытого окна, откуда открывался вид на бескрайнюю равнину, покрытую цветами и источавшую теплое благоухание земли.
— Кто мог бы, ваше величество, предсказать мне в тот день, когда я давала обет верности тому, кого любила, что вскоре после свершения обета я умру, покинутая моим супругом, но опираясь на руку человека, который довел меня до смерти?
— Аликс, вы приводите меня в ужас вашими словами о смерти. Скажите мне, что вы хотите мучить меня, но не говорите больше, что вы должны умереть.
— Через час я буду мертва, ваше величество.
— Вы?
— Да.
— На помощь! — вскричал король.
— Успокойтесь, это ни к чему! Не оставляйте меня, государь, вы не успеете вернуться, как я уже умру, а мне еще надо кое-что вам сказать.
Король упал на колени.
— Боже! Господь мой! Спаси ее и прости меня! — молил он.
— Когда вы приехали, — продолжала Аликс, подав королю знак подняться, — я сняла траурные одежды и надела этот праздничный наряд. Я видела, что вы едете, ибо уже много дней смотрю из окна на дорогу, ведущую к замку. И тут, потому что мною еще владели человеческие чувства, я захотела одарить вашу жизнь вечным сожалением о моей смерти. Я приняла яд, ваше величество, и сказала себе: «Я умру, проклиная его, и он будет страдать теми страданиями, что претерпела я».
— Ради всего святого, — воскликнул Эдуард, — позвольте мне спасти вас, и клянусь, что я забуду навсегда ваше имя, если надо, заточу себя в монастыре, но живите, не умирайте!
Растерянный король обливал слезами похолодевшие руки графини.
— Это ни к чему, — повторила Аликс, — я должна умереть, и, кстати, времени больше не осталось. К тому же я не буду проклинать вас, государь, ведь я уже сказала, что прощаю вас. Смерть выглядит страшной лишь для тех, кого что-то страшит в загробной жизни. Но я не боюсь ничего. Я умираю, чтобы очиститься от чужого греха, и жизнь моя уйдет с земли в вечность столь же легко, как в сумерках свет сливается с темнотой. Смотрите, все улыбается вокруг нас, и уверяю вас, что никогда я не была столь спокойна, как в эту минуту. Поэтому ничего не бойтесь, ваше величество, с ненавистью я покончила. Моя душа, что вознесется к Богу, уже настолько отрешилась от земных уз, что теперь я вижу в вас не человека, меня погубившего, а друга, что поддерживает меня в мгновения смерти. Мне вас жаль, ваше величество, ибо, когда я умру, вы будете страдать и долго терзаться угрызениями совести, от которых мне хотелось бы вас избавить. Вы любили меня, ваше величество, но ваша любовь вас ослепила, заставила забыть о том, что бывает любовь, убивающая тех, на кого она обращена: так, слишком жаркое солнце убило бы наши северные цветы. В одно мгновение вы разбили две жизни, такие счастливые, что можно было бы подумать, будто Бог создал их с сожалением, считая несправедливым одарить огромным счастьем лишь два создания, тогда как много других Божьих существ страдает. Вы ошиблись, ваше величество, вот в чем дело. Но все-таки я могла бы вас полюбить. Вы молоды, благородны и могущественны, и могло бы случиться так, что вас я встретила бы раньше, чем графа. Почему Бог этого не сделал? Возможно, потому, что хотел дополнить мою жизнь мученичеством, и потому, что призвал вас к более славной судьбе.
Аликс говорила таким нежным и таким трогательным голосом, что Эдуард, запрокинув голову и прикрыв рукою глаза, плакал навзрыд.
— Будьте мужественны, ваше величество, — немного помолчав, сказала Аликс. — Смотрите, в какой чудесный день Бог призывает меня к себе. Мне даже не придется страдать, видя, как это дивное солнце погаснет за холмом; чьи глаза сомкнутся прежде, чем оно закатится, и я буду жить в краю, где нет теней и ночей. А вы, ваше величество, отправитесь одерживать новые победы; вы, конечно, присоедините к Англии новое королевство и прикажете убить еще несколько тысяч людей. История отведет вам много места на своих страницах, ваше величество, и, наверное, мое имя перейдет в потомство, озаренное отблеском любви, которую вы испытывали ко мне; тогда люди будут удивляться, что такая скромная женщина умерла, но не приняла любви великого завоевателя. Странная вещь жизнь, когда смотришь на нее с той точки, откуда теперь смотрю на нее я! Скажите мне, ваше величество, вы действительно любили меня? — спросила Аликс, устремив на короля исполненный нежности взгляд.