— Принимайся за дело, слышишь меня? Хватит хныкать и
канючить! Подбери силу воли там, где ты ее оставил, и принимайся за дело!
Джек отступает на шаг. Тяжелая рука ложится ему на плечо, и
он думает: «Это дядя Морган. Он или преподобный Гарднер. На дворе 1981 год, и я
должен снова…»
Но то мысль мальчика, а сон-то — мужчины. Джек Сойер, каким
он стал теперь, не желает повторять отчаянный путь мальчика. «Нет, никогда. Не
хочу. Эти лица и эти места — в прошлом. Мне крепко досталось, и я не хочу
нарываться на то же самое из-за нескольких воображаемых перышек, нескольких
воображаемых яиц, одного дурного сна. Найди себе другого мальчика, Спиди. Этот
уже вырос».
Он поворачивается, готовый к схватке, но никого нет. Лишь на
земле, словно сдохший пони, лежит велосипед мальчика. Под номерным знаком за
сиденьем надпись: «БИГ-МАК» Вокруг разбросаны блестящие вороньи перья. И теперь
Джек слышит другой голос, холодный и скрипучий, отвратительный и, безусловно
злобный. Он знает, что голос этот принадлежит тому, кто касался его плеча.
— И правильно, подтиральщик. Держись в стороне. Перейдешь
мне дорогу, и я развешу твои внутренности от Расина до Ла Ривьеры.
В земле перед велосипедом появляется дыра. Расширяется, как
открывающийся глаз. Продолжает расширяться, и Джек бросается к ней. Это путь
назад. Это выход. Презрительный голос не отстает.
— Все так, дрочило. Беги! Беги от аббала! Беги от короля!
Беги, спасай свою жалкую, гребаную жизнь! — Голос переходит в смех, и смех этот
преследует Джека Сойера в соединяющей миры темноте.
***
Много позже Джек, голый, стоит у окна спальни, почесывает
зад и наблюдает, как на востоке светлеет небо. Он не спит с четырех утра. Не
может вспомнить большую часть сна (его оборонительные укрепления, возможно,
сильно потрепало, но они не рухнули), однако одно ему совершенно очевидно: труп
на пирсе Санта-Моники напомнил ему человека, которого он когда-то знал, вот и
вывел его из равновесия до такой степени, что пришлось оставить службу в
полиции.
— Ничего этого никогда не было, — говорит он нарочито
спокойным голосом нарождающемуся дню. — В переходном возрасте у меня был
нервный срыв, вызванный стрессом. Моя мать Думала, что она умирает от рака,
схватила меня, и мы помчались на Восточное побережье. Бежали до самого
Нью-Хэмпшира. Она думала, что возвращается умирать в Самое Счастливое Место.
Потом выяснилось, что болезнь — плод воображения, результат творческого
кризиса, но откуда ребенок мог об этом знать? Я переживал. Мне снились сны.
Джек вздыхает:
— Мне приснилось, что я спас жизнь своей матери.
Звонит телефон, резкий, пронзительный звук разрывает темноту
комнату.
Джек Сойер кричит.
***
— Я вас разбудил, — говорит Фред Маршалл, и Джек тут же
понимает, что тот не спал всю ночь, сидя в одиночестве, потеряв и жену, и сына.
Должно быть, перелистывал семейные альбомы, сидя перед включенным телевизором.
Знал, что сыплет соль на раны, но ничего не мог с собой поделать.
— Нет, — отвечает Джек, — по правде говоря…
Он замолкает. Телефон стоит на столике у кровати, рядом с
ним — блокнот. В блокноте — запись. Должно быть, сделанная Джеком, поскольку в
доме он один (элементарно, Ватсон), да вот почерк не его. В какой-то момент, во
сне, он написал пару строк почерком матери.
Башня. Балки. Если балки рушатся, Джеки-бои, если балки
рушатся — башня падает.
И все. Есть только бедный Фред Маршалл, который на
собственной шкуре убедился, сколь быстро может меняться к худшему безмятежная,
залитая солнечным светом жизнь на Среднем Западе. Джек пытается что-то из себя
выдавить, скорее всего не очень связное, потому что его мысли сосредоточены на
этой подделке, сработанной подсознанием, но Фред, похоже, его и не слушает,
что-то бормочет и бормочет, на одной ноте, без пауз, переходя от предложения к
предложению, изливает и изливает душу. И даже Джек, который сам никак не может
прийти в себя, понимает, что Фред Маршалл из дома № 16 по Робин-Гуд-лейн уже на
пределе и вот-вот сломается. Если ситуация в самом ближайшем времени не
изменится для него к лучшему, ему скорее всего не придется навещать жену в
отделении Д в Лютеранской окружной больнице: им выделят семейную палату.
Джек понимает, что речь идет о предстоящей поездке к Джуди.
Больше не пытается прервать Фреда, только слушает, хмуро глядя на запись в
блокноте, которую сам и сделал. Башня и балки. Какие балки? Потолочные балки?
Опорные балки? Выше стропила, плотники?
—..знаю что собирался заехать за вами в девять, но доктор
Спайглман это ее лечащий врач Спайглман его фамилия он сказал что у нее
выдалась очень плохая ночь с криками воплями бросанием на стену поэтому они
дали ей какой-то новый препарат он называется Памизен или Патизон я не записал
Спайглман позвонил пятнадцать минут назад даже интересно спят ли они
когда-нибудь и сказал что мы можем увидеться с ней в четыре часа к четырем ее
состояние стабилизируется и мы сможем поговорить с ней так что я думаю что
заеду за вами в три а если у вас…
— Три меня устроит, — ровным голосом вставляет Джек.
—..другие планы я конечно пойму но мог бы заехать только не
подумайте будто все дело в том что я не хочу ехать один…
— Я буду вас ждать, — вставляет Джек. — Мы поедем на моем
пикапе.
—..я вот думал услышать что-нибудь о Тае или того кто его
похитил может требование о выкупе но позвонил только Спайглман он лечащий врач
моей жены в…
— Фред, я намерен найти вашего сына.
Джек в ужасе от смелости своего заявления, от
самоубийственной уверенности, которую слышит в собственном голосе, но
определенного результата его слова достигают сразу: поток мертвых слов на
другом конце провода обрывается. В трубке устанавливается благостная тишина.
Наконец Джек слышит дрожащий шепот Фреда:
— О, сэр. Если бы я только мог в это поверить.
— Я прошу вас попытаться, — отвечает Джек. — И возможно, по
ходу мы сможем вернуть рассудок вашей жене.
«Возможно, они оба в одном месте», — думает он, но этих слов
не произносит.
С другого конца провода доносятся всхлипы. Фред Маршалл
заплакал.
— Фред.
— Да?
— Вы приезжаете ко мне в три часа дня.
— Да. — Опять всхлипывание. Джек понимает, каким пустым
кажется сейчас Фреду Маршаллу его дом, и ему искренне жаль своего собеседника.
— Я живу в Норвэй-Вэлли. Проедете мимо «Магазина Роя», через
Тамарак…