Дело закрыто, игра закончена, застегивай молнию ширинки.
— Я никогда в жизни не переступал порога KWLA, — говорит
Генри, и это абсолютная правда. Передачу Висконсинской крысы (среди прочих) он
делает дома, потом посылает пленку через абонентский ящик, который арендует на
имя Джо Страммера в почтовом отделении в центре города. Пропуск с «оттиском
крысы» скорее приглашение от менеджмента KWLA, которым он еще ни разу не
воспользовался… Но пропуск сохранил.
— Ты тоже стал чьим-то информированным источником, Моррис?
— Что?
— Ты кому-нибудь говорил, что я — Висконсинская крыса?
— Нет! Конечно же, нет! — Как нам известно, люди всегда так
говорят. К счастью для Генри, в данном случае это правда.
По крайней мере пока, день ведь только начался.
— И не скажешь, не так ли? Потому что слухи имеют одну
особенность: они укореняются. Совсем как плохие привычки, — бормочет Генри, создавая
дымовую завесу.
— Я умею держать рот на замке, — гордо заявляет Моррис.
— Я на это надеюсь. Потому что, если ты будешь
распространять слухи, мне придется тебя убить.
«Распространять слухи, — думает Моррис. — О-го-го, да за
кого он меня держит?»
— Конечно же, убить, как же иначе. — Моррис смеется.
— И съесть, — добавляет Генри. Он не смеется, даже не
улыбается.
— Да, да. — Моррис продолжает смеяться, но теперь даже для
его собственных ушей смех звучит очень уж неестественно. — Словно вы — Ганнибал
Лектер.
— Словно я — Рыбак, — отвечает Генри, и «авиационные» очки
медленно поворачиваются к Моррису. Солнечные лучи отражаются в них, и на
мгновение они превращаются в языки пламени. Моррис непроизвольно, даже не
подозревая об этом, отступает на шаг. — Альберту Фишу нравится начинать с
задницы, ты это знал?
— Н…
— Именно так. Он говорит, что кусок юной задницы так же
хорош, как телячья вырезка. Его собственные слова. Из письма матери одной из
жертв.
— Ни фига себе. — Голос у Морриса — как у человека, готового
шлепнуться в обморок, как у откормленного маленького поросенка, не пускающего в
свой дом большого голодного волка. — Но мне нет нужды особо волноваться. Ведь вы
— не Рыбак.
— Не Рыбак? С чего ты так решил?
— Ну, прежде всего вы — слепой.
Генри молчит, только смотрит на Морриса, которому с каждым
мгновением становится все тревожнее, сверкающими на солнце очками. И Моррис
думает: «А слепой ли он? Для слепого он слишком хорошо ориентируется… Как он
меня вычислил, стоило мне выйти из двери. Это очень подозрительно».
— Я буду молчать, — обещает он. — Честное слово.
— Именно это мне и нужно, — ровным голосом отвечает Генри. —
А теперь, раз уж с этим нам все ясно, что ты мне принес? — Он держит в руке
си-ди, но, с облегчением замечает Моррис, держал бы иначе, если б мог
разглядеть.
— Ну, это группа из Расина. «Грязная сперма». И они сделали
новую аранжировку «Куда ушла наша любовь?» Старой песни «Супримз». Только резко
взвинтили темп. Получилось чертовски весело. Совсем другой ритм.
— «Грязная сперма», — повторяет Генри. — Не они раньше
назывались «Клитор Джейн Виатт»?
Моррис смотрит на Генри с обожанием, которое может быстро
перерасти в любовь.
— Ведущий гитарист «Грязной спермы» в свое время собрал
«КДВ». Потом он и бас-гитара поругались, не сошлись насчет Дина Киссинджера и
Генри Ачесона, и Акки Дакки, этот гитарист, ушел, чтобы организовать «Грязную
сперму».
— «Куда ушла наша любовь», — мурлычет Генри, потом отдает
си-ди. Словно увидев, как вытягивается лицо Морриса, добавляет:
— Никто не должен видеть меня с этим диском, понимаешь? Сунь
его в мой шкафчик.
Лицо Морриса тут же расплывается в широкой улыбке.
— Конечно! Будет сделано, мистер Лайден.
— И чтоб никто тебя при этом не видел. Особенно Хоуви Соул.
Хоуви обожает совать нос в чужие дела. Не стоит следовать его примеру.
— Никогда! — Все еще улыбаясь, довольный тем, как все
закончилось, Моррис берется за ручку двери.
— Моррис…
— Да?
— Раз уж ты знаешь мой секрет, может, тебе лучше называть
меня Генри.
— Генри! Да! — Для Морриса Розена это лучшее утро за все
лето. Можете поверить.
— И вот что еще…
— Да? Генри? — Моррис решается представить себе день, когда
они станут Хэнком и Морри.
— Насчет Крысы держи рот на замке.
— Я уже обещал…
— Да, и я тебе верю. Но искушение подкрадывается исподволь,
Моррис. Искушение подкрадывается, как вор в ночи или как киллер, выслеживающий
жертву. Если ты поддашься искушению, я об этом узнаю. Я это учую на твоей коже,
как дешевый одеколон. Ты мне веришь?
— Э… да. — Потом, когда у него появилось время все
хорошенько обдумать и взвесить, Моррис придет к выводу, что угроза Лайдена —
чушь собачья, но сейчас он ему верит. Верит.
Словно его загипнотизировали.
— Очень хорошо. А теперь иди. Скажи, чтобы подготовили
рекламные ролики «Лучших скобяных товаров», «Салона „шевроле“ Заглата» и
«Мистера Вкусные Ребрышки».
— Понял.
— Что же касается вчерашней игры…
— Страйк-аут Уикмена в восьмом иннинге? Вот козел. Так
подвел «Брюэров».
— Нет. Я думаю, нам нужна круговая пробежка Марка Лоретты в
пятом. Лоретте не часто удается так ловко попасть по мячу, а болельщики его
любят. Не могу понять почему. Даже слепому ясно, что игрок он так себе. И удар
слабоват, и скорость не та. Положи си-ди в мой шкафчик, и я обязательно его
передам, если увижу Крысу. Я уверен, что он прокрутит диск.
— Трек…
— Семь, семь, божественные ритмы. Я не забуду, и он тоже. А
теперь иди.
Моррис бросает на Генри еще один благодарный взгляд и
исчезает за дверью. Генри Лайден, он же Джордж Рэтбан, он же Висконсинская
крыса, он же Генри Шейк (мы познакомимся с ним, но не сейчас, позже),
закуривает новую сигарету, глубоко затягивается. У него нет времени, чтобы
докурить ее до конца, сельскохозяйственные биржевые новости уже в эфире
(свинина дорожает, пшеница дешевеет, кукурузу отрывают с руками), но ему
необходима пара затяжек, чтобы успокоиться. Генри предстоит долгий-долгий день,
который должен закончиться концертом на Клубничном фестивале в «Центре Макстона
по уходу за престарелыми», доме антикварных ужасов. Господи, убереги меня от
когтей Уильяма Шустрика Макстона, часто думает он. Выбирая между перспективой
жить в ЦМ и сгореть, облившись бензином, он всякий раз отдает предпочтение
самосожжению. А потом, если он совсем не выдохнется, к нему заедет его друг, и
они смогут приступить к чтению «Холодного дома», как уже давно собирались. Это
будет настоящий подарок.