— Да, я догадываюсь, что это из-за приезда нашей дорогой малютки!
— В какой-то степени из-за этого, дорогой аббат, но в гораздо большей степени по другой причине!
— Ну, дорогие дети, — сказал аббат, ища глазами стул, — вы мне сейчас все расскажете!
Бернар поспешно пододвинул священнику кресло. Он был таким усталым, что не стал долго себя упрашивать.
— Послушайте, господин аббат, — сказал молодой лесничий, — я должен был бы произнести длинную речь, но я предпочитаю сказать все в двух словах. Мы с Катрин хотим пожениться.
— О! О! И ты любишь Катрин, мой мальчик? — спросил аббат Грегуар.
— Да, я уверен в этом!
— И ты любишь Бернара, дитя моё?
— Всем сердцем!
— Но мне кажется, что эту тайну нужно сообщить взрослым, — заметил аббат.
— Да, господин аббат, — сказал Бернар, — но вы друг моего отца, вы — исповедник моей матери, вы наш дорогой духовный пастырь… прошу вас, скажите об этом дядюшке Гийому, а он сообщит это матушке Марианне. Постарайтесь добиться для нас их согласия, — я думаю, что вам это будет несложно, — и вы увидите, как двое молодых людей станут счастливыми! Кстати, — добавил он, положив руку на плечо аббата, — дядюшка Гийом как раз выходит из своей комнаты. Вы знаете, какой редут вам предстоит взять, так что — в атаку! А мы с Катрин пока погуляем, благословляя вашу доброту… Пойдем, Катрин!
И подобно птицам, радостные и веселые, они выпорхнули в дверь и скрылись в лесу.
В этот момент дядюшка Гийом показался на лестничной площадке, и аббат Грегуар сделал ему приветственный жест рукой.
— Я заметил вас издалека, когда вы еще шли сюда, — начал дядюшка Гийом, — и сказал себе: «Это аббат, клянусь Богом, это аббат!» Я просто не мог в это поверить! Какая удача, особенно в такой день! Держу пари, что вы пришли не из-за нас, а из-за Катрин!
— Нет, вы ошибаетесь, так как я не знал о ее приезде!
— Итак, вы тоже обрадовались, узнав, что она здесь, не так ли? Как она похорошела! Вы, надеюсь, останетесь пообедать? Да? Предупреждаю вас, господин аббат, что все, кто вошли в этот дом, уйдут отсюда только в два часа ночи!
С этими словами дядюшка Гийом стал спускаться по лестнице, протягивая обе руки, аббату Грегуару.
— Два часа ночи! — повторил аббат. — Но мне никогда не приходилось ложиться спать в такое время!
— Ба! А как же ночные мессы, которые начинаются в полночь?
— А как же я доберусь домой?
— Мсье мэр довезет вас в своей коляске!
Аббат покачал головой.
— Хм! — сказал он. — Вы же знаете, что мы не очень ладим между собой.
— Это ваша вина, — сказал Гийом.
— То есть, как это моя? — спросил аббат, удивленный тем, что его старый друг столь несправедливо его обвиняет.
— Да-да, потому что вы имели несчастье сказать в его присутствии:
«Не сможешь взять ты никогда
Что не тебе принадлежит!»
— Ну что же, — сказал аббат, — несмотря на риск возвратиться домой поздно ночью пешком, я вовсе не хочу покинуть вас. Так как я сомневался, что быстро уйду отсюда, и предвидел, что могу задержаться, то попросил господина кюре заменить меня во время вечерни и при выносе Святых Даров!
— Браво! Вы возвращаете мне хорошее настроение, аббат!
— Тем лучше! — сказал аббат, беря его под руку. — Мне сей час очень нужно ваше хорошее настроение!
— Почему? — удивленно спросил Гийом.
— Потому что иногда вы бываете ворчуном!
— Ну и..?
— А сегодня… — Аббат остановился и внимательно посмотрел на Гийома.
— Что? — спросил главный лесничий.
— Сегодня у меня есть к вам две-три просьбы, дорогой друг!
— Две или три просьбы?
— Пусть сначала будут две, чтобы вас не испугать!
— А за кого вы просите?
— Да вы уже, наверно, знаете, дядюшка Гийом: каждый раз, когда я обращаюсь к вам с просьбой, это значит, что я протягиваю руку, чтобы сказать: «Дорогой мсье Ватрен, подайте, ради Христа»!
— Ну, так в чем же дело на этот раз? — смеясь, спросил дядюшка Гийом.
— Речь идет о старом Пьере!
— Ах да, бедный малый! Я знаю о его несчастье. Этот бродяга Матье добился того, что мсье Рэзэн его выгнал!
— Он служил у него двадцать лет, и всего лишь из-за письма, которое он потерял позавчера…
— Мсье Рэзэн был неправ, — сказал дядюшка Гийом, — я ему уже говорил это сегодня утром, и вы ему повторите, когда он придет. Слугу, который прослужил у вас двадцать лет, нельзя выгнать на улицу — это уже не слуга, а член семьи. Я никогда не выгоню собаку, которая служила мне двадцать лет!
— Я знаю ваше доброе сердце, дядюшка Гийом, — сказал аббат. — Сегодня утром я пустился в путь, чтобы собрать пожертвования для этого бедняги. Все мне давали по десять-двадцать су, и я подумал: «Я пойду в Новый дом по дороге в Суассон. Дорога займет полтора лье туда и полтора лье обратно, то есть всего три лье, но я попрошу у дядюшки Гийома 20 су за каждое лье, а это составит три франка. Кроме того, я буду иметь удовольствие пожать ему руку».
— И Бог воздаст вам, мсье аббат, за ваши добрые намерения! — сказал дядюшка Гийом и, порывшись в кармане, вынул две монетки по пять франков и протянул их аббату Грегуару.
— О! — воскликнул аббат. — Десять франков! Но это слишком много для вашего маленького состояния, мсье Ватрен!
— Я должен больше, чем другие, потому что именно я приютил этого волчонка Матье, и в какой-то степени я и виноват в том, что он сделал!
— Я бы предпочел, — сказал аббат, вертя монетки в руках, словно испытывая угрызения совести от того, что он отнимает у столь небогатого хозяйства такую большую сумму, — я бы предпочел, дорогой папаша Гийом, чтобы вы дали ему три франка или вообще ничего не дали, а взамен позволили бы срубить несколько деревьев в ваших лесных владениях!
Дядюшка Гийом посмотрел на аббата с прекрасно наигранным и наивным непониманием и сказал:
— Лес принадлежит монсеньору герцогу Орлеанскому, а деньги принадлежат мне! Так что возьмите деньги, и пусть Пьер даже не думает подходить к деревьям! Итак, это дело мы уладили, перейдем к другому. О чем вы еще хотите меня попросить?
— Мне поручили передать вам одну просьбу.
— Кому?
— Вам.
— Просьбу ко мне? Ну давайте посмотрим!
— Меня попросили передать ее на словах.
— От кого эта просьба?