Тяжело в учении, легко в бою - читать онлайн книгу. Автор: Ирвин Уэлш cтр.№ 11

Паршиво, что в ее пустом взгляде сквозит то же безразличие. Волосы она коротко подстригла и подкрасила, как обычно, но цвет был чуточку гуще, чем раньше, и, на мой взгляд, только привлекал внимание к тому факту, что она уже сдает. При такой стрижке баба объявляет на весь мир: «Я отказываюсь от попыток быть молодой и официально становлюсь старой клячей».

Не знаю, может, оттого, что она видит мое отчуждение, Трез смотрит на меня, словно и я поистаскался. Это я-то! Талия у меня до сих пор тридцать два дюйма, хотя, надо признать, уже не без жирка. Наверное, в какой-то момент мы перестали быть друг для друга людьми, утратили, так сказать, реальность. Теперь мы лишь делали вид, играли какую-то сиену, которая, отмечу справедливости ради, ей давалась нелегко. Паршиво чувствовать себя старой потертой копией себя былого. При каждой встрече, которые, благодарение богу, происходили нечасто, мы лишний раз убеждались, что стали чужими. Друг в друге мы видели только несостоятельность и унижение и никогда ничего другого больше не увидим. Порознь, каждый из нас мог еще как бы поставить другого на пьедестал – вспомнить хорошие времена, может, даже любовь, – но вместе?..

Хотелось поскорее домой, который уже не здесь; нет, мой дом на Канарах – круглый год яркое солнце и игривые телки, приехавшие оттянуться. Старую добрую Англию засуньте себе взад.

Гляжу я налом своей матери, и тошно становится, как мало ей досталось от гребаной жизни: кое-какая мебель, телик и горстка жалкой мишуры на каминной полке. Такова участь их поколения – они все пыжились жить так, чтобы комар носа не подточил: покорно сражались в сраных войнах и с собачьей преданностью кивали, слушая слюнявые поздравления ее величества на Рождество. И, разумеется, их по-королевски кинули. С самой Первой мировой все ждали, когда ж героев оценят по достоинству, вознаградят как подобает… Ага, дождались: муниципальное жилье – и то счастье.

Пожалуй, в следующий приезд недурно бы тут порядок навести. Поправить, подклеить. Освежить немного.

Я снова гляжу на Трез. Увы, не все так легко поправить.

Мамуля, благослови ее бог, уводит Эмили на кухню. Что малая, что старая, обе не дуры: понимают, о ком речь пойдет.

Святая Тереза – та еще монашка – все-таки сбрасывает обороты.

– Никаких нервов с ней не хватает! Ну абсолютно ничего не делает! По дому не помогает, учебу забросила, а школа…

– Да, все беды из-за школы, – рассеянно соглашаюсь я.

Она смотрит на меня, качая головой.

– А ты? От тебя что толку? Одни банальности! – Она фыркает. – Одни пустые банальности!

Ого, освоила новое словечко: «банальность». Слишком шикарное слово для Хардвиков. Чертово образование таким только вредит, пусть лучше дороги асфальтируют.

– Если хочешь, чтобы я посещал родительские собрания, пожалуйста, предупреждай. Нелегко, знаешь ли, выбраться, когда у тебя бар в сотнях миль от…

Что-то скверное мелькает в ее глазах, и я понимаю, что допустил ошибку.

– Ах, бедняжка Микки, у него такая тяжелая жизнь – держать бар на жарком острове!.. – Она качает головой. – Банальности.

Итак, первое очко за сварливой коровой. Наш герой отлетает к канатам, но сохраняет самообладание, продолжает нырять и уклоняться.

Я чувствую все колючие пружины старого кресла. Не мешало бы заменить старушке мебель. Впрочем, она этим креслом никогда не пользуется; здесь сиживал мой старикан. Такая кругом тоска, а он знай себе мурлыкает «Хорошую жизнь» Тони Беннета. Вот уж любил эту песню. Жизнь-то у него была не очень хорошая – как и у меня, между прочим, с моей-то злобной кобылой.

– Брось, Трез, не выеживайся…

– А я круглую неделю вкалываю в чертовой лаборатории и еще пытаюсь воспитывать нашу дочь…

Вижу, она вся напряглась. Небось затянуться хочет. А вот выкуси! Кишка тонка курить в доме моей мамули. И мне не жаль людей, которые страдают по собственной слабости.

Тереза Хардвик нарезает круги, выжидая момент для нанесения удара, но Майкл Бейкер крепко держится на ногах…

Я начинаю потихоньку выпускать из себя воздух, словно попукивая губами, потом вспоминаю, как она от этого звереет. У нас у всех есть привычки, которые сводят других с ума. У Терезы таких было полно, всех и не упомнишь. К примеру, как сейчас, когда она губки поджимает, и получается кошачья задница.

– Конечно, тебе нелегко, – дипломатично начинаю я, – но сюда я возвращаться не собираюсь, а благодаря бару все же свожу концы с концами. Даже кое-каких деньжат могу прислать.

Хлесткий удар Бейкера!.. Да, чувствительно для Хардвик! Тут она, конечно, заводится, как фанаты Миллуола.

– Ах ты бедненький, несчастненький!.. Сплошные жертвы, да, Микки?

Хардвик жалит встречным джебом и пытается провести второй, но Бейкер надежно сидит в седле.

– Послушай, чего мы собачимся? Ты ведь знаешь, сейчас начнем повышать голос, и ничего хорошего не будет ни тебе, ни мне, ни тем более Эм. Давай уважать дом моей матери, в конце концов.

– Ах, мы уважаем дом… – шипит Трез как последняя ведьма.

Ниже пояса, Хардвик!

Она просто смотрит на меня в тишине, будто оценивает. Все как раньше. У некоторых людей не хватает пороха порвать с прошлым. Слабость характера. Я встаю и потягиваюсь, с трудом сдерживаю зевок. Трез прям на стенку лезет, если я зеваю, когда она нудит. Могла бы и привыкнуть. На каминной полке – старая фотография папаши. Только сейчас заметил, что с этими усиками вид у него самый что ни на есть заебенистый.

– Завтра я улетаю, – говорю. – Держи меня в курсе.

Бейкер явно устал, но хорошая техника позволяет ему уйти от удара.

Трез намек понимает и встает. Опа, кое-что новенькое – появился второй подбородок. Вот она где сказывается – любовь к жареной картошке. Трез никогда не могла перед чипсами устоять, с самых первых дней нашего знакомства. Вообще, та еще семейка, жрут всякое дерьмо. Для мамаши Хардвик верх кулинарного искусства – накидать рыбных палочек не на сковородку, а на гриль. «Обожаю готовить на гриле», – вечно твердила старая карга. Трез, учитывая наследственность, еще легко отделалась. Мой старикан сразу их раскусил. «Гнилые людишки» – сказал он, когда я впервые привел ее домой. Печально, что Эм у них. Выражаясь дипломатическим языком, ничему хорошему там не научишься, разве что воровать и попрошайничать.

И разумеется, хардвикские гены – а у Трез они в полном наборе – тут как тут.

– Ясное дело! Чуть начнет припекать, как ты даешь деру, – пускай другие расхлебывают!

Она эдак горделиво выпрямляется, словно ей кол в жопу сунули, и идет за Эм.

Опять слишком плотная работа по нижнему этажу… и рефери дисквалифицирует Хардвик! В бою победил неоспоримый чемпион Ма-а-айк Бейкер!..

Хочется на нее заорать: «Подруга, ты сама виновата, ведь все проблемы начались, когда дочь осталась с тобой!..» Но я прикусываю язык и думаю только о завтрашнем рейсе. Вот вам Трез: угодила в болото и норовит других в трясину утянуть. Нет уж, на меня не рассчитывай, я пас, спасибо большое, мне еще пожить хочется! Как говорил старина Уинстон: «Я, конечно, готов стать мучеником, но все же предпочел бы это на некоторое время отложить».