Парень уставился на нее.
— Сборище лесбиянок, бля, — высказал он, злобная, тупая, уродливая, пьяная рожа. Я бы сказала ему то же самое, что сказала Диана, если бы это был кто-нибудь вроде Колина, но этот парень — явный отморозок. Видно, что Лорен боится его, да и я, наверное, тоже.
А Диана — нет, потому что она встает, и теперь она возвышается над ним.
— Я кому говорю: отъебись. Уебывай, прям щас, грю тебе! Пшел отсюда!
Он поднимается на ноги, и теперь она смотрит ему в лицо снизу вверх, ее глаза полыхают огнем, и на секунду мне кажется, что сейчас он ее ударит, но тут парни за соседним столиком что-то ему кричат, и девушка из бара, которая собирает стаканы, уже подошла и спрашивает, в чем проблема.
Парень выдает холодную улыбку.
— Никаких проблем, — говорит он, берет свою кружку, быстренько допивает и уходит. — Лесбы ебучие, — кричит он нам, обернувшись.
— Нет, мы нимфоманки, и мы всегда озабочены, где бы взять хуя, но даже у нас есть свои, блядь, стандарты! — кричит в ответ Диана. — ДО ТЕХ ПОР, ПОКА НА УЛИЦАХ ЕСТЬ БРОДЯЧИЕ ПСЫ И ХРЯКИ — НА ФЕРМАХ, НАМ НЕ ПРИГОДИТСЯ ТВОЙ ГРЯЗНЫЙ, ПАРШИВЫЙ, НЕДОДЕЛАННЫЙ КРОШЕЧНЫЙ ЧЛЕН, СЫНОК! ТАК ЧТО СМИРИСЬ!
Он оборачивается, и вид у него такой злой, просто пар из ушей, но потом он просто разворачивается и уходит, униженный смехом, звенящим за всеми столами.
Я преисполнена благоговейного восхищения перед выступлением Дианы. Лорен все еще дрожит, чуть ли не в слезах.
— Он — маньяк, он насильник, ну почему они такие, мужчины, почему?!
— Ему просто ебаться хотелось, придурку, — говорит Диана, закуривая сигарету, — но, как я уже говорила, не с этой девушкой. По-моему, некоторым мужикам просто необходим минет перед выходом из дома. — Она ободряюще обнимает Лорен. — Не переживай из-за какого-то идиота, птичка моя, — говорит она. — Я сейчас принесу еще выпить.
Мы неслабо напились и отправились домой. Надо признать, я немного нервничала по пути — боялась, что мы можем встретить того придурка еще раз. По-моему, Лорен опасалась того же, но я готова поклясться, что Диана была бы только рада. Позже вечером, когда Лорен уже рухнула спать, я дала Диане первое интервью, которое она записала на пленку.
— Агрессивные мужики вроде этого мудака, кого мы сегодня встретили, — спросила она, — ты много с такими сталкивалась? Ну, в смысле, в сауне?
— Сауна — безопасное место, в смысле, для работы, — сказала я ей. — Там нет, ну… никакого недопонимания. Я имею в виду… — я пожимаю плечами и решаю говорить правду, — …лично я ограничиваю свои услуги «ручной работой», ну, в смысле, только подрочить рукой. Я никогда не смогла бы работать на улице. У клиентов в сауне есть деньги. Если тебе не хочется делать то, что им надо, они найдут кого-то другого, кто им это сделает. Конечно, приходят и странные типы, которые бывают навязчивыми, им надо показать свою власть над тобой, и слова «нет» для них просто не существует…
Диана куснула колпачок своей ручки и сдвинула очки на кончик носа.
— И что ты делаешь в таких случаях?
И я рассказала ей — ей, единственной из всех — о том, что было в тот раз, в прошлом году. Это была моя тайна, и теперь, когда я ее раскрыла, это принесло мне одновременно и возбуждение, и облегчение.
— Один парень дожидался меня, начал ходить за мной по дороге домой. Никогда ничего не делал, просто ходил за мной следом. Когда он приходил в сауну, всегда спрашивал меня. Говорил, что нам предназначено быть вместе и все такое. Я сказала Бобби, а тот вышвырнул его и запретил приходить вообще. Но этот парень продолжал таскаться за мной повсюду. Вот почему я начала гулять с Колином, вроде как это был сдерживающий фактор, — говорю я ей и вдруг понимаю, что я впервые объясняю все это самой себе. — Как ни странно, но это сработало. Он увидел, что у меня есть парень, и оставил меня в покое.
На следующий день я долго валялась в постели, немного поработала и сходила за покупками, потом приготовила запеканку для моих девочек. Уже вечером я позвонила домой. Мама подняла трубку и поздоровалась со мной шепотом и заговорила тихо, как мышка, так что я с трудом разбирала слова, а потом в трубке раздался щелчок — звук, означавший, что подняли трубку на втором аппарате, наверху.
— Принцесса! — пророкотал голос, после чего раздался еще один щелчок, это мама повесила трубку. — Как там холодная Шотландия?
— На самом деле сейчас здесь тепло, пап. Ты не мог бы попросить маму взять трубку?
— Нет! Никак не могу! Она на кухне, вживается в образ доброй женушки и готовит мне обед, ха-ха-ха… ну ты знаешь, какая она, — говорит он, — счастлива в своем царстве. Ну ладно, как там твоя учеба, очень и очень дорогостоящая учеба? Все замечательно, ха-ха-ха?
— Да, все в порядке.
— Когда домой приедешь повидаться, может, на Пасху?
— Нет, у меня будут рабочие смены здесь, в ресторане. Я попытаюсь как-нибудь на выходные выбраться… мне очень жаль, что курс такой дорогой, но он мне нравится, и у меня все идет хорошо.
— Ха-ха-ха… Дорогой, ну и ладно. Я ничего не имею против, сладкая моя, для тебя — все что угодно, ты это знаешь. Когда сделаешься знаменитым продюсером или режиссером в Голливуде, сможешь вернуть мне деньги. Или дашь мне роль в фильме, например, роль любовника Мишель Пфайфер, вот это мне подойдет. А чем еще ты занимаешься?
Дрочу старым пердунам в сауне…
— Да так, особенно ничем.
— Пропиваешь мои денежки, заработанные тяжким трудом, так ведь? Знаю я вас, студентов!
— Ну, может, немного. Как Уилл?
Голос отца как будто отдаляется и звучит раздраженно:
— Нормально, нормально, я думаю. Я просто хочу… — Да?
— Я просто хочу, чтоб у него были друзья поприличней, вместо этих вообще не пойми чего, которых он, кажется, собирает коллекцию. Этот педераст, с которым он сейчас водится, я ему говорю, ты лучше поосторожней, а то сам таким станешь…
Ритуал еженедельного звонка отцу, и это я его основатель. Вот как отчаянно мне нужна компания. Лорен уехала домой в Стирлинг на все выходные. Диана вообще не вылазит из библиотеки, работает над своей диссертацией. Вчера вечером она пригласила меня к домой к ее родителям, в каком-то районе, которого я совершенно не знаю, и мы слегка выпили с ее мамой и папой, которые, как оказалось, нормальные, классные даже люди. Мы даже травки чуток покурили.
Так что сегодня я слоняюсь по универу в тоске и скуке, жду и как будто слегка опасаюсь, когда ребята вернутся из Амстердама. Крис говорит мне, что он ставит драму для фестиваля, и спрашивает меня, не хочу ли я поучаствовать. Но я знаю, что ему надо на самом деле. Он вполне милый, но у меня была куча парней его типа — с сексом все хорошо где-то месяц, потом мгновенно становится скучно, если только ты не преследуешь какие-то иные цели, как-то: положение, деньги, любовь, интрига, садомазохистские игрища, оргии. Так что я говорю ему, что мне это не нужно, у меня мало времени. Все мое время уходит на этих странных местных парней, некоторые из которых должны вот-вот вернуться из Амстердама. Рэб, скотина, который меня не хочет. Саймон, который, похоже, хочет вообще все, что движется, и который, видимо, воображает, что он все получит — это только вопрос времени; и Терри Сок, вполне всем довольный. А почему нет? Он ебет все и вся, и денег у него достаточно — хотя бы выпивку покупать. И в этом — его
устрашающая сила, он как будто живет в осуществленной мечте, воплощение которой готовил всю жизнь. Ему нет нужды что-то менять, все, что он хотел делать в жизни, — это фачиться, пить и страдать хуйней. Чем он, собственно, и занимается.