Порно - читать онлайн книгу. Автор: Ирвин Уэлш cтр.№ 28

Рэб выразительно смотрит на меня, но я не собираюсь ехать сейчас домой и оправдываться перед этой маленькой фригидной лесбиянкой-моралисткой. Мне нужен экшн. Всю жизнь я искала именно этого, в следующем году мне стукнет уже четверть века, и сколько у меня останется времени до того, как вся моя красота поблекнет? Да, народ до сих пор сходит с ума по Мадонне, но это скорее исключение из правила. Сейчас в фаворе всякие Бритни, Степсы, Биллисы, Атомик Киттены и С-Клаб Севенсы, но по сравнению со мной они все — пустое место. Я хочу этого, да. Причем сейчас, мне это нужно именно сейчас, потому что завтра не существует. Если ты женщина и твоя внешность — единственное, что у тебя есть ценного, и если ничего больше тебе не светит, а во всех журналах и с экранов телевизоров тебе твердят только одно. ВЕЗДЕ, БЛЯ: КРАСОТА — ЭТО МОЛОДОСТЬ, ПОЭТОМУ НЕ ТЕРЯЙ ВРЕМЯ!

— Пусть с ней Диана побудет, — говорю я Рэбу и оборачиваюсь к остальным. — Мне нужен экшн, — кричу я.

— Ну у тебя и голосина! — Терри сгребает меня в охапку с нежной, неистовой радостью. У меня кружится голова, а Саймон идет вниз вместе с напряженным Рэбом и трясущейся Лорен, чтобы выпустить их наружу.

Крейг устанавливает камеру, простую БУСишку на штативе, а Терри и Мел начинают истово целоваться. Урсула встает на колени перед Ронни и расстегивает ему ширинку. Когда возвращается Саймон, у меня мелькает мысль, что мне тоже нужно что-нибудь сделать, но когда я встаю, что-то поднимается у меня в груди, и я начинаю блевать. Кто-то — кажется, это Джина — помогает мне добраться до туалета, но комната вертится, и я слышу смех и стоны, слышу, как Терри говорит:

— Легкий вес.

И я хочу выступить в свою защиту, но слышу, как Джина кричит:

— Пошел ты на хер, Терри, не видишь, ей плохо.

Меня трясет и колбасит, и последнее, что я слышу, это как Саймон провозглашает:

— Вперед, к успеху, ребята. Все будет. Все точно будет! У нас есть команда, у нас есть наличность. Так что у нас будет все и еще сверх того.

Так, бля, и не удалось нормально поспать прошлой ночью. Да, бля, не больно-то и хотелось. Я сидел, глядел на их рожи и думал: утром я убираюсь отсюда нах. Короче, этот пидор Дональд всю ночь слушал мои рассказы. У него был последний шанс послушать кого-то, кто говорит разумные вещи, потому как к нему потом наверняка посадят какого-нибудь очередного пидора. Я сказал ему так: наслаждайтесь приятным обществом, пока можете, пидоры, потому что к вам наверняка посадят какого-нибудь долбоеба, и вы все передохнете тут от скуки.

— Ну, Франко, такова жизнь.

Я рассказываю им про то, что я буду делать, когда меня выпустят, нах: про все тачки, на которых я буду кататься, и про всех хитрых блядей, с которым буду ебацца, нах. Я буду просто охуительно крут, и все такое, но, разумеется, я не вернусь сюда, нах, это мертвая маза, но, бля, я знаю точно: есть там всякие пидоры, которые ночами спать, нах, не будут, когда узнают, что я вернулся.

Забавная штука, хотя эта ночь по идее должна была тянуться, но нет, она пролетела достаточно быстро. Мне пришлось пару раз двинуть в дычу Дональду, штобы его разбудить, когда этот грубый пидор норовил отрубиться. Ему еще повезло, что я был так щастлив, что завтра я убираюсь нах из этого гадючника. А то все бы не обошлось парой тычков нах, можете не сомневаться, бля. Устал — не устал, неумение вести себя в обществе еще никому не сходило с рук, ни одному пидору, нах. Приходит охрана с завтраком. Я говорю:

— Можете унести мой завтрак. Я буду завтракать в нормальном кафе всего через пару часов, нах.

— Ну, может, ты чего хочешь, Франк, — говорит охранник. Я смотрю на этого пидора:

— Чего я хочу, так это переебать всех и вся, это да.

Этот пидор, надзиратель МакКексни, лишь пожимает плечами и вываливается из камеры, оставив один завтрак для Дональда.

— Эй, Франко, чувак, — говорит Дональд, — мог бы сказать, што ты хочешь жрать, тогда мне бы достались две порции!

— Да заткнись ты, жирдяй, — говорю я, — тебе, бля, давно пора худеть, нах.

Забавная штука, как только этот пидор начал жрать, мне тут же есть захотелось. Проголодался, как последняя блядь.

— Слышь, мне кажецца, что ты вполне обойдешься без этой сосиски, — говорю я.

Этот пидор смотрит на меня так, бля, как будто ваще не понимает, што я ему говорю, нах. Но это ж мой последний день, нах, и все такое. Я просто хватаю сосиску с тарелки этого пидора, а он начинает ее у меня отнимать.

— Эй, Франко, чувак! Ты чего, охерел?

— Заткнись, нах, пидор, — говорю я, забирая у него вторую сосиску и яйцо в придачу. Если ты не в состоянии, нах, сделать хоть что-то на совесть, обязательно припрецца какой-нибудь пидор, который заставит тебя делать все так, как надо, нах.

Вот так оно все и происходит: и тут, в тюряге, и на свободе. Вы объединяетесь… ладно, не объединяетесь: вы сретесь. И теперь этот пидор сидит с такой рожей, как у меня жопа.

Я рассказываю ему парочку славных историй, чтобы его подбодрить, про ту еблю и пьянки, которые ждут меня в Солнечном Лейте, пусть этот бедный ублюдок хотя бы думает о чем-то приятном, когда я выйду отсюда. Он так и не смог прижицца в тюряге; две попытки самоубийства, и это только в то время, когда он сидел в одной камере со мной, и хуй его знает, что было раньше.

МакИльхон, охранник, который нас выпускает, приходит за мной. Я прощаюсь с Дэвидом, и МакИльхон закрывает дверь перед носом у этого бедняги. Я слышу в последний раз этот поганый звук, нах. Он отдает мне мою одежду и ведет меня через одну дверь, потом — через вторую. У меня, бля, сердце колотится, как хер знает что, я вижу свободу там, впереди, за двумя дверями, а между ними набилась куча посетителей. Мы идем в вестибюль, где находицца комната ожидания и приемная. Я делаю глубокий вдох, дело в том, что какой-то старый пердун открывает дверь, чтобы войти, и до меня долетает порыв свежего воздуха. Я расписываюсь за свои шмотки и выхожу через эту дверь, нах. МакИльхон тащицца за мной всю дорогу, как будто я собираюсь вернуться обратно в этот гадючник. Он говорит:

— Ну вот, Франко.

Я смотрю прямо перед собой.

— Мы оставим твою камеру за тобой. До скорой встречи.

Охранники всегда так говорят, а заключенные всегда пожимают плечами и говорят: «Я не вернусь», — и охранники усмехаются и смотрят на тебя так, как будто хотят сказать: вернешься, нах, никуда ты не денешься, тупой пидор.

Но только не я. Я это уже проходил. И я очень надеялся, что это будет именно пидор МакИльхон, который обычно выпускает заключенных. Я поворачиваюсь к нему и говорю так тихонько, штобы больше никто не услышал:

— Теперь я на свободе. Там же, где и твоя драгоценная миссис. Может быть, я сюда и вернусь, но только после того, как отрежу ей голову. Бичам Кресент, дом 12. Два ребенка и все такое, ага.