– Аа… послушай… это ж когда было…
– Это точно. Хуеву тучу лет. Посмотрел бы я на вас, если бы сейчас вы вздумали натворить что-нибудь такое. А где сейчас этот гондон Гамильтон? Я что-то потерял его след.
– Не знаю, я с ним тусовалась по молодости… давным-давно…
– Ты замужем?
– Была.
– Вот оно что, – говорю и продолжаю бархатным голосочком: – Он что, понял, что ты шлюха? Или, может быть, вы с ним на этом поприще и познакомились? Тони тебя уже трахнул? Еще бы, конечно, трахнул.
Ее лицо, казалось повинуясь центробежной силе, стягивалось к носу.
– Да ты ебанулся, сынок! – прошипела она. – Иди ты на хуй! – Она встала и пошла прочь. Я лишь улыбнулся. Потом она вернулась, чтобы сказать: – Хоть мы теперь и родственники, я не желаю с тобой разговаривать. Держись от меня подальше. Ебнутый!
– Пшла в пизду, жирная блядь! – фыркнул я вдогонку, упиваясь ее яростью!
Я тормошил ее весь вечер. Мне это очень нравилось. Всякий раз, проходя мимо, я шептал ей на ухо:
– Шлюха.
Однажды она не выдержала и повернулась ко мне лицом.
– Ты хочешь испортить моей сестре праздник, ублюдок? – прошипела она. – Если ты не отьебешься, я все расскажу Тони!
– Отлично, – улыбнулся я. – Давай. Это избавит меня от необходимости рассказать ему, что его невестка – грёбаная подстилка… Бенни! – крикнул я проходившему мимо дяде Бенни, брату моей матери. Кобыла отвалила.
– Надеюсь, я не лишил тебя шанса, а? – спросил Бенни, поднимая бровь. – Солидный вариант.
– Да нет, что ты. Хорошо, что ты подошел. Она ж ложится под каждого встречного-поперечного – ведро со свистом пролетит, – я засмеялся. Бенни подхватил.
Чуть позже я заметил, что глаза у тупой коровы уже на мокром месте – разревелась. Сразу после этого она ушла еще с одной сикой. Я подошел к молодоженам и доставил себе удовольствие, потанцевав с прекрасной невестой. Затем я подвел ее обратно к блестящему жениху и чмокнул в щечку.
– Везунчик ты, Тони.
– Знаю, – улыбнулся он.
– Да, Ханна, шикарный вечер, – добавил я. – Для нас большая честь породниться с вашим семейством.
– Да, только вот жалко, Сильвия…
– Твоя сестра, что с ней? – спросил я, изображая озабоченность.
– Она ушла. Неважно себя чувствует.
– Какая жалость!
Свадьба мне понравилась. Папа нарылся и вломил одному придурку, который, как оказалось, пытался проповедовать ему социализм. Это был единственный неприятный инцидент. Кроме того, я застукал Ким – она обнималась с каким-то мудилой в коридоре.
– Только не говори никому, ладно, Рой? – попросила она, на самом деле надеясь, что я раструблю всему свету, что у нее объявился парень. Бернард слился пораньше, наверняка чтобы побаловать себя жопным разгулом. Я в итоге нарылся с дядей Бенни и обоими Джеки.
Неплохая ночка. Кобылу я больше никогда не видел, хоть и справлялся о ней регулярно.
Даже когда Тони съехал, дома все равно было тесно. У Ким была своя комната, а я жил с Бернардом. Жить с гомиком – доля незавидная. Иногда он уезжал на время, но всегда возвращался. Почему? Фиг знает. Я так и не понял, как он так долго продержался, почему не уходил. Почему я там жил, я сам до сих пор не понял.
Бернард постоянно меня обламывал. Я-то считал себя крутым пацаном, а брат у меня, пиздец, – мимо кассы. Меня блевать тянуло, когда он, бормоча и пришепетывая, декламировал свои стихи. Он всегда читал маме, ее это ужасно смущало, но в школе Бернарда как-то назвали одаренным, и вот она мужественно держалась и всегда поддерживала его. Это было давным-давно, еще в начальных классах, с тех пор он ни хера не делал, только и знал, что задницу подставлять. Он работал в баре для «голубых» в центре города, продавал с лотка бижутерию на Инглистон-маркет.
Встав в позу, он читал свои гребаные вирши мокропискам, которые, похоже, не прочь были бы его трахнуть:
То, что зовется жизнью, нераздельно,
Хоть состоит из множества частей:
Кирпич за кирпичом, ложась в постройку,
Рождают вместе совершенство дома,
Но ни один из них в отдельности – не дом.
И осуждать меня за сексуальность
Не менее нелепо, чем слагать
Из хаоса посланий на кассете,
Когда забарахлит автоответчик
Сомнительно отчетливую речь.
Avanti! – голос итальянской крови
Слышнее всех других во мне звучит.
Такой вот бред, порцию которого мы, бывало, получали после воскресного обеда, когда старик уходил в пивную. Мама готовила что-нибудь типа риса кари и на край тарелки всегда клала чипсы, траву да пару овощей.
Однажды, когда Тони с Ханной пришли к нам в воскресенье, я, как будто невзначай, спросил о ее сестре, Сильвии, то есть Кобыле. Тут отец поразил меня, заявив:
– Похоже, Рой положил глаз на твою сестренку, Ханна. Ты уже не первый раз о ней спрашиваешь, да-да, знаешь-понимаешь, ты ею уже интересовался.
– Вряд ли, – отрезал я. Не то чтобы я стеснялся, нет, я действительно не мог вспомнить, чтоб я говорил о ней в их присутствии.
– Да уж спрашивал, не отпирайся, знаешь-понимаешь, – поддразнивал папа, и челюсть его оттягивалась книзу, как у Мистера Фантастик. Он улыбался все шире и шире, зубы его оголялись, отчего он стал похож на Чужого из одноименного фильма.
А ведь в Муирхаусе твоего крика никто не услышит… услышать-то услышат, да только всем по хуй.
Это безумное выражение сохранялось на его лице, и я почувствовал, как краснею, чем вызвал взрыв еще более бурного веселья.
– Ну и смех, – осклабился Тони.
– Не говори, – огрызнулся я.
Комната заполнилась хохотом, визгливый голос Ким с усилием перекрывал остальные.
В голове у меня застучало, пульс участился. Сильный запах пищи ударил в нос. Да я же Рой Стрэнг, мать вашу. Я, бля… Глубоко вздохнув, я привел себя в порядок.
– Он покраснел как свекла. Как свекла, знаешь-понимаешь, – смеялся старик, тыкая вилкой в пространство.
– Ты женишься следом за Тони, Рой – сказала Ким в своей пошлой, гнусавой манере, – я-то еще замуж не собираюсь, это точно…
Ее тошнотворный комментарий привел к желаемому результату – разговор зашел о ее личной жизни. Наверное, мне стоило поблагодарить Ким. Я решил не вспоминать больше о Кобыле. Я проявил слабость и серьезно нарушил, хоть и не преднамеренно, одно из основных правил: ничего никому ни о чем не болтать.
Когда у них родился малыш, Тони стал проводить у нас еще больше времени, чем раньше. На воскресный ужин он почему-то стал приходить один. Наверное, Ханна с ребенком отправлялась к своим родителям. Не думаю, чтобы Тони нравилась ее семья, но у меня так и не хватило куража спросить, что он думает о Кобыле. Об этом не могло быть и речи. Он ее трахнул, в этом я не сомневался, или уж во всяком случае попытался. Зная Тони, я не мог представить, чтобы он не предпринял попытки ее трахнуть, равно как сложно предположить, что Кобыла ему не дала.