Мало кто так заводит меня,
Богатый красавчик,
Шикарный кутила,
Ты не прочь поразвлечься со мной? Да-да-да-да-да!
– А голос-то у Вет все тот же, – сказал дядя Джеки.
Как насчет пошалить-лить-лить,
Порезвиться, резвиться-виться?
Я могу показать тебе класс,
Я такой покажу тебе класс…
Мы с Бернардом и Ким сидели в углу, трескали чипсы и запивали их кока-колой. Я был счастлив. Мама хорошо пела, особенно в сопровождении оркестра. Я упивался сорванными ею аплодисментами и чувствовал себя принцем крови. И только Элджин был как привидение на этом празднике жизни. Было решено, что в Южную Африку он с нами не едет.
Ему подыскали место в ИНТЕРНАТЕ ДЖОРДЖИ ВЕНТУРЫ ДЛЯ ДЕТЕЙ С ОТКЛОНЕНИЯМИ. Там, объяснили нам, квалифицированный персонал, и за ним будет достойный уход. Бабушка будет навещать его, дядя и тетя Джеки тоже. (Их звали соответственно Джон и Жаклин, но, поженившись, оба не захотели уступать привычного Джеки, потому и стали известны под одним именем.) Придет день, говорил отец, и мы возьмем Элджина к себе. Ким ужасно расстроилась, а я вздохнул с облегчением. Одним поводом для беспокойства и смущения стало меньше, а сколько их еще осталось.
Я помню тот вечер. Все было хорошо, пока мама не напилась и не стала вести себя как шлюха. Папа заехал парню, с которым она болтала. А дядя Джеки покоцал приятеля того парня розочкой, и тогда прибежали копы и всех разогнали. Папу обвинили в нарушении общественного порядка, что для него вылилось в небольшой штраф, а дядя Джеки получил шесть месяцев за умышленное нанесение телесных повреждений. У того парня случился припадок, за которым последовал приступ, и сердце его остановилось. Команда «скорой помощи» реанимировала его. Станция была поблизости, в Западном Дженерал, так что они приехали быстро. Потом травмпункт и станцию «Скорой помощи» закрыли, так что, случись это сейчас, он бы, наверное, умер.
– Да я его и пальцем не тронул, мать вашу! – неубедительно орал Джеки, в то время как из подрагивающего тела текла кровь, а их с отцом выталкивали в участок, находившийся в соседнем доме.
Помню, как мы с Тони, Бернардом, Ким и мамой шли домой по Пеннивел-роуд. Вечер закончился катастрофой, наш последний вечер в Шотландии, и все из-за мамы. Ненавижу женщин, у которых хватает наглости так по-блядски себя вести. Ненавижу
Ну нет.
Глубже
Меня раздражает, что я
не
могу
углубиться.
На самом деле я поднялся еще выше, судя по тому, что слышу, как Патриция Дивайн говорит, что ко мне пришли. Я в сознании, я почти проснулся. Я боюсь просыпаться.
Я боюсь этого, как никогда.
Голос Патриции Дивайн – приторный, но в то же время резкий. Когда мы одни, она мне все рассказывает о своей жизни. Я хочу подобрать ее, защитить, полюбить за всю ту боль и разочарования, которые она испытала. Я хочу сделать это, чтобы загладить… нечего тут заглаживать. Это все Лексо виноват.
Мои представления о внешности Патриции изменились. Теперь она кажется мне постарше, чем я себе представлял сначала; некогда весьма привлекательной, но уже немного увядшей. Возможно, макияжа чуть больше, чем нужно, да, пожалуй, пара кило лишнего веса. Она так и не вышла за того хирурга. Она немного напоминает стюардессу которую я встретил в самолете, когда впервые летел в Йоханнесбург. Она стала раздражительной оттого, что не женила на себе пилота; от постоянных перелетов из одного чудовищного аэропорта в другой, из одной типовой гостиницы в другую. Очарование полета? В гробу она видала это очарование. Кем же она была? Воздушная подстилка, надувной матрас. Даже в десять лет я понимал, кто она такая.
Патриция – такая же. Сначала доктора, потом медбратья, потом, может, техслужба, скоро она доберется до санитаров. Секс-машина катится под откос. Но ты все равно божественна, Патриция. Если бы я только мог утереть твои слезы. Нет. Я слишком хорошо себя знаю. Я стал бы для тебя новым источником страданий и предал тебя, как и все. Это крик отчаяния. Чтобы остановить твое падение, разбить порочный круг, должно произойти нечто невероятное.
Почему я вижу людей только с плохой стороны, узнаю их только через боль и неудовлетворенные амбиции?
Потому что я
– Да, Рой, это твоя подруга, которая приходила вчера. Она вернулась.
Да, теперь мы не одни. Это слышно по интонации, с которой Патриция говорит. Она включила свой «мы не одни» голос – сладкий, притворно доверительный, а на самом деле совсем наоборот.
Посетитель не отвечает. Во всяком случае это женщина. Я чувствую шлейф от ее духов. Кажется, я слышу этот запах. Возможно это всего лишь мое воображение. Во всяком случае мне он кажется до странности знакомым. Может, я ее однажды трахнул.
У меня был период, когда я перетрахал множество женщин. Началось все после того, как я сделал для себя открытие: чтобы развести на фак, нужно всего лишь побыть минут двадцать тем, кем она хочет тебя видеть. Я полагаю, все понимают, что речь идет об определенном типе женщин. Только ты наплетешь ей чего-нибудь, чтобы она подпустила тебя поближе, как тебя заносит так далеко, что уж и не рад. Тогда это льстило моему самолюбию, ведь я был еще совсем молод. Период фачилова обозначил коренные перемены в моей повседневной жизни, ведь до этого мне никто не давал, а в такой ситуации, как ни крути, хорошего было мало. Сейчас меня это вполне устроило бы, но тогда я думал иначе. Вряд ли теперь секс может поднять мне настроение. Едва ли я вообще когда-нибудь буду трахаться. Дело-то было совсем не в сексе, все было замешано на… ну его в жопу, весь этот кал. Обратно, к Марабу. Если я убью Марабу, может быть, тогда…
Нет.
Я никогда больше не буду трахаться.
Я слышу, как уходят сестры, едва постукивая мягкими туфлями. Я остаюсь наедине со своей подругой. Кто она?
– Забавно видеть тебя здесь, Рой. Сколько лет, сколько зим.
Кто ты такая, мать твою?
– Мне очень жаль, но я принесла тебе плохие вести. Твой старый друг Демпси, Алан Демпси, покинул этот мир. Я подумала, тебя надо известить.
КТО ТЫ?
Плохи дела. Шаги ее удаляются. Она уходит.
Демпси, Алан Демпси, Демпс. Полный абздец. Один из нас. Топ-бой. Один помер, другой лежит, как овощ на грядке. Овощ и скелет.
Та, что принесла плохие вести, уходит, но удаляющийся звук ее шагов переходит в приближающийся топот.
– Они сейчас отнесут тебя в палату. Я уже показал этим блядям. Я им говорю, суки вы позорные, ложьте-ка моего парня обратно в палату, а не то я достану свой дробовик, и тогда вы поймете, что такое дефицит больничных коек!
– Джон, мальчику необязательно все это слушать. Мы уже все уладили, сынок. Мы с ними договорились.
– Это точно, ебать-колотить. Мы этих сук хорошенько отбрили.