Как это обычно бывает в тех областях познания, где наука оперирует недостаточной информацией, у медиков есть так называемая «корзина для бумаг», куда отправляются патологии с невыясненным анамнезом. Одной из таких патологий является криптогенный цирроз печени. К сожалению, медицина может лишь диагностировать его проявления и не в силах предложить какое-либо лечение.
Исследования показали, что организм Брайана время от времени, чаще всего ночью, испытывает сильнейший химический шок. Уровень различных токсинов в крови повышается скачкообразно, словно в результате инъекции. Следить за этими чудовищными приступами одновременно и жутко, и крайне увлекательно. Мы будем продолжать наблюдения и анализы; надеемся, что состояние больного нам это позволит.
Времени, однако, остается все меньше — хирургическое вмешательство неизбежно, и откладывать его нельзя. Брайану жизненно необходима пересадка. Как только найдется донор, мы сразу же проведем операцию.
Дело осложняется тем, что таинственный недуг поразил не только печень. Остается лишь гадать, сколько продержатся почки пациента. Возможно, и здесь понадобится пересадка. Мы уже начали поиск доноров, а также ведем подготовку к диализу.
В заключение следует отметить, что с момента госпитализации состояние Брайана несколько стабилизировалось — единственный луч света в этой темной и грустной истории. Будем надеяться, что это устойчивая тенденция.
27. Погружение
Впервые за время своей болезни Брайан испытывал настоящий страх — навязчивое, мучительное чувство. Приступы паники достигали такой силы, что казалось, душа вот-вот выскочит из трясущегося тела. Когда все только начиналось, ему было не до страха: все силы отнимала депрессия, да и мысли о Дэнни Скиннере, о его необъяснимой ненависти, не давали покоя. Теперь, оказавшись в одиночестве, Брайан Кибби впервые с ужасом задумался об ожидающей его участи. От этих мыслей волосы шевелились на затылке.
Кибби с тоской оглядывал соседей по палате. Они были не похожи на него — старые, испитые, безнадежные хроники. Их можно было разделить на две категории: либо болезненно тощие, нервные, похожие на гигантских насекомых, либо вялые и разбухшие, как желтушные киты. Как он попал в их компанию? Молодой здоровый парень, ведущий праведную жизнь, подающий надежды,— за что ему такое проклятие? Кибби томился и роптал.
Почему, почему? Старая ведьма была права: меня действительно сглазили! Но кто? Кому это надо?
Унылые мысли прервал доктор Бойс — энергично ворвавшись в палату, он принялся рассказывать о предстоящей операции. Брайан слушал с возрастающим отчаянием. Наконец чувства хлынули через край, и он бледной рукой вцепился хирургу в запястье.
— Почему, доктор?! Почему я?!
Рэймонд Бойс слегка коснулся руки Кибби — этого хватило, чтобы тот устыдился и разжал пальцы.
— Нужно быть сильным, Брайан. Подумай о матери, о сестре,— сказал он твердо, чувствуя легкое раздражение: больной окрестил его «доктором», тогда как по статусу старшего хирурга полагалось называть «мистер».
— Но как?! Как я могу быть сильным, доктор? Я же ни в чем не виноват! Мне всего двадцать один год, а жизнь уже кончилась! Я ведь еще девственник, доктор! И так перед женщинами робел, а теперь и вовсе…
Стряхнув брезгливую складку со щеки, хирург назидательно произнес:
— Нам не дано знать, что ожидает за поворотом. Не теряй надежды, Брайан, не сдавайся!
Как только Рэймонд Бойс ушел, Кибби начал жарко мечтать о Люси, представляя зеленое платье, сползающую с плеча бретельку…
К черту гребаного Элдэра Клинтона и Элдэра Эллена с их гребаной брошюрой! Я тут умираю, блин! Умираю! Так и не потрахался ни разу… Надо было той старой ведьме засадить… Но лучше, конечно, не ведьме… а кой-кому другому…
Воспаленное воображение с болезненной яркостью рисовало сладкие картины: они с Люси вдвоем на горной тропе. На ней зеленое платье, туфли на высоком каблуке; за спиной тяжелый рюкзак. Надрывается, бедняжка…
Затхлую тишину больничной палаты порвал надсадный хриплый кашель — поперхнулся один из хроников.
Заткнись, старая сука! Заткнись и подохни! Здесь только я и Люси, на горной тропинке…
…устала, бедная. Пот по лицу так и бежит. А сволочь Хетэрхил…
Нет.
К черту Хетэрхила!
— Иди в жопу, Ангус! Прогуляйся за пригорок, заводной походник!
Кибби небрежно шевельнул рукой, и Ангус Хетэрхил покорно растаял на горизонте, как побитый пес. Люси тихо стояла рядом, по ее лицу катился пот.
— Третий лишний, а?— ухмыльнулся Кибби.
— Послушай, Брайан…— начала Люси.
— Или что? Ребята говорят, ты одного за другим обслуживаешь, как на конвейере. Так я не против! Вот кину палку — и зови остальных. Хетэрхила, жирного Джеральда… Всех зови! Ты же этого хочешь, да? Чтобы мужики в очереди стояли?
Ее глаза расширились, красные губы набухли. Кибби твердой рукой смахнул с ее плеч зеленые бретельки, которые находчивая фантазия надела поверх лямок рюкзака, и рванул платье вниз. Лифчика на ней не оказалось, голые груди хлынули наружу. Он смял их, навалился и ловко дал Люси подножку. Тяжелый рюкзак сослужил добрую службу — Люси упала навзничь на сырую траву. Длинные ноги взметнулись вверх, очень кстати задрав подол. Трусиков на ней тоже не оказалось.
— С веселой песней, с рюкзачком…— декламировал Кибби, расстегивая ширинку.— И раз, и два, и три…
А-а-а-а-ахх… о-о-охххх…
Густая сперма брызнула в пижаму, просочилась на больничную простыню.
Ну и хер с ней!
28. Общество анонимных алкоголиков
Одышливый привратник славянской породы, едва переставляя ноги, показывает мне комнату. Я открываю дверь. Подозрения вспыхивают с новой силой: напрасная затея, в этой дыре я и двух дней не протяну без выпивки и наркотиков. Клетушка три на три метра. Затертый ковер, пропахший кислым пивом. Комод с расхлябанными ящиками. Тощий матрас поскрипывает на ржавых от мочи пружинах.
Ну что ж, этот гнусный крысятник — самый дешевый мотель, который удалось найти. Зато расположен на Шестой улице, недалеко от Маркет-стрит — практически в центре города. Правда, вокруг одни ночлежки да винные лавочки.
Я ложусь — и тут же засыпаю. Снится разная суетливая дрянь: погоня за ушедшим автобусом, поиски туалета на вокзале, попытки прочесть спортивный раздел в газетах, написанных на диком диалекте…
Наутро жизнь выглядит веселее. Я встаю ни свет ни заря — прочь из блошатника!— и отправляюсь бродить по улицам Сан-Франциско. Навстречу попадаются одни алкаши, наркоманы да городские кретины: жадно заглядывают в глаза, пытаются затащить в свои драмы, в болото дрянных проблем, сорвать отступного. Caelum non animum mutant qui trans mare. «Уезжая за море, меняем лишь небо, не душу». К черту парад уродов! Не хватало еще копаться в чужом дерьме! У самого проблем хватает.