И тут Крэйгмайер, вглядываясь в лицо Кибби, заметил совершенно невообразимую вещь: на щеке у несчастного сам собой вздулся и лопнул кровяной сосудик! А Кибби сморщился и начал ожесточенно чесать свежую болячку.
Из бутылки шампанского вылетела пробка. Скиннер поднес к губам пенящееся горлышко и жадно отхлебнул: в горле пересохло от двух таблеток экстази. Толпа танцующих взорвалась радостными возгласами, когда он пустил бутылку по рукам.
Скиннер отлично проводил время на Ибице. По крайней мере на первый взгляд. Он практически не спал и отрывался по полной каждую ночь, да и днем, на пляже. Однако кое-что было ему непонятно. Почему, например, в клубе под названием «Космос», уже на рассвете, когда одурманенная, отвязанная толпа дружно дрыгалась в диком танце под ритмичный грохот группы «Фэтбой слим», у него из головы не шли образы чудиков в походных штормовках? И почему среди светлого моря улыбок, объятий и радости, среди гедонизма бесконечного праздника, купаясь в волнах экстази и чистой любви — да, любви!— он продолжал мысленно блуждать по дождливым набережным и задворкам Бирмингема? И уж совсем невозможно было понять, почему, запустив руку в шелковые трусики и сжимая упругие ягодицы сногсшибательно красивой девчонки из Суррея, чье гибкое тело змеей обвивалось вокруг него, прижимаясь к паху, а голодные губы бродили по лицу,— он думал не о ней, а о…
Нет.
Да.
Он думал о Брайане Кибби! О том, что сейчас происходит с этим слизняком!
Скиннер передернулся, словно не замечая царящего вокруг торжества красоты, и признал горькую правду: ему не хватало Кибби, он тяжело переживал даже краткую разлуку и страстно желал наблюдать — постоянно, воочию, с угрюмым удовольствием — за метаморфозами своего врага.
Конечно, Кибби не отвечал на прямые вопросы Скиннера о здоровье, убежденный в их злобной неискренности, однако отчаяние вынуждало его искать утешения у сослуживцев и поверять свои невзгоды кому-нибудь из них, как правило, Шеннон, с которой Скиннер по-прежнему был дружен, хотя их интимные встречи прекратились. Это давало возможность выведывать нужную информацию через нее.
Итак, Скиннер неотступно думал о Брайане Кибби. Он был как художник, пишущий вслепую: оставалось лишь гадать, какой след оставляет кисть на холсте. Чем обернулся для Кибби давешний ЛСД-марафон? Как повлияли на его здоровье сомнительные, смешанные со слабительным дорожки дешевого кокаина? А что насчет неосмотрительного, легкомысленного чередования крепких и слабых напитков? Или бесчисленных бутылок водки на легендарной вечеринке «Манумишн»? Или «коричневого» с фольги, во время морской прогулки на яхте? Убийственная вещь! У бедного Кибби, наверное, после первых же затяжек легкие слиплись!
Суббота и воскресенье — еще куда ни шло, два дня можно подождать, ибо наградой будет утро понедельника — и жалкий вид, а то и красноречивое отсутствие врага. Одна неделя — ладно, терпимо. Но две недели — это слишком долго! Скиннер сходил с ума. Он должен был знать, что происходит с Кибби!
Из всех гостей острова, наверное, только он с нетерпением ожидал отъезда.
23. Высокая планка
Она пробивалась через переполненный бар с озабоченным, даже несколько отсутствующим выражением лица, а он сидел у стойки на высоком стульчике и махал рукой, пытаясь привлечь ее внимание. Заметив его, Кей Бэллэнтайн даже замерла от изумления, так свежо и румяно смотрелся бывший жених.
— Ну ты смотри! И это после Ибицы-то!— воскликнула она, разглядывая его, пытаясь определить, замешана ли тут женщина. На миг в сердце ворохнулась досада: почему же ради нее он так не старался?
Скиннер с холодком думал, что Кей сильно сдала. Новые морщинки пролегли вокруг глаз — глубокие, незнакомые. Он вспомнил, как увидел ее впервые — на ярмарке в парке. Длинные черные волосы, красная пилотская курточка, знаменитая улыбка, темные нежные глаза…
Нет, врешь. Главное было не это. Тугая выпуклая задница — вот что притягивало как магнит. Идеальные ягодицы в облегающих джинсах. О, как они играли, когда она переминалась с ноги на ногу, целясь из воздушного ружья! Задница балерины, девушки из танцевальной труппы.
И вот теперь, два года спустя, встретившись с ней в переполненном баре «Бир», он вдруг понял, что нестерпимо хочет еще разок взглянуть на это сокровище. Желание увидеть задницу Кей было таким острым, что Скиннер забыл обо всем на свете и затеял дурацкую неуклюжую игру, целью которой было заставить бывшую невесту снять куртку.
— Сняла бы курточку, Кей,— предлагал он, коварно улыбаясь. Она отмахивалась и все говорила, говорила: про несложившиеся отношения с Ронни, про то, как он ушел в штопор, когда они потеряли ребенка, а она поначалу тоже расклеилась, но теперь старается встать на ноги, начать новую жизнь — вот, устроилась на работу, пусть и официанткой.
Встать на ноги… Какой еще, на хер, Ронни?.. Ребенка потеряла… Как это?
— В самом деле, сняла бы курточку!— настаивал он, почему-то задыхаясь.— Здесь же душно!
— Да нет, спасибо.— Она улыбнулась так, что ему сделалось стыдно, и шевельнулось сердце, очевидно, тронутое ее рассказом, и подумалось: какая она все-таки красивая!
Пожалуйста, сними куртку!..
Пожалуйста, пойди в туалет!..
Чтобы я смог критически осмотреть твою жопу, найти следы старости и провисания; чтобы полюбоваться собственным бессмертием на фоне твоего упадка. Мой новый взгляд на мир, новая привычка… Как там сказал Байрон, золотой поэт?
Увянет первым тот цветок,
Что краше всех вокруг…
И тут Кей заплакала: по щеке скатилась слеза, рука взметнулась к глазам. На мгновение Скиннеру мучительно захотелось повернуть стрелки и оказаться тем мужчиной, который удержал бы эту руку, утер тяжелую слезу… Но время не пустишь вспять. Увы, он уже не был тем мужчиной. И больше никогда, никогда им не станет.
Кей резко поднялась.
— Извини, мне надо идти… надо идти.
Она развернулась и пошла к двери. Скиннер пытался рассмотреть ее задницу, да по-прежнему мешала куртка. Он подумал, что надо бы догнать ее, утешить… однако не тронулся с места. Наконец он решился: встал и двинулся за ней. Но по пути пришлось огибать стойку бара, и это, как всегда, оказалось непреодолимым препятствием.
Последние две недели были одними из самых черных в жизни Джойс Кибби.
Мальчик вернулся из Бирмингема совсем больным и разбитым. И пробыл-то всего одну ночь… Подумать только, весь отпуск провел дома на диване! Только кряхтел да стонал. Две недели напролет! И вот опять пора на работу. Он же просто не выдержит!
Мальчик просто не выдержал…
Накануне первого рабочего дня Джойс опять решила обратиться к доктору Крэйгмайеру.
Бедный Брайан лежал в постели, потея и ворочаясь.
— Никаких докторов!— прохрипел он тихо. На глазах у матери показались слезы.