Вчера будет война - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Буркатовский cтр.№ 7

– А! Товарищ Термен! – Худолицый вздрогнул. От обращения «товарищ» он уже отвык, а в устах Сталина это слово означало как минимум пересмотр дела, а то и реабилитацию. – Так это вы занимались экспертизой! Что ж, Лаврентий Павлович, если у вас к этому делу привлечены ученые такого уровня, то мы очень скоро выясним, с чем же это нам пришлось столкнуться.

Белобрысый лейтенант вытянулся в углу, прикинувшись мебелью, а Термен достал из недр стенда простую деревянную указку и начал лекцию. Иначе этот рассказ назвать было трудно. Сейчас он был не заключенным пред ликами сильных мира сего, а ученым, просвещающим заинтересованных слушателей.

Лаборатория номер восемь получила для исследования образец неизвестного прибора, изъятого в ходе неизвестной докладчику операции сотрудниками НКВД у иностранного шпиона. В ходе операции образец получил существенные повреждения. К счастью, поврежденные блоки удалось воссоздать на имеющейся технической базе лаборатории. В результате исследования приведенного в рабочее состояние образца удалось выяснить, что исследуемый объект является аналогом портативного патефона (тут брови Сталина недоуменно поползли вверх), использующего в своей работе ряд совершенно неизвестных доселе принципов.

Несколько дней назад удалось установить, что принцип записи звука на пластинках патефона является дискретным, а не аналоговым. Я имею в виду, что на обычной патефонной пластинке записываются колебания иглы, копирующие принимаемые микрофоном звуковые волны. При воспроизведении эти колебания просто усиливаются до уровня слышимого звука. Это – аналоговый метод. В данном случае звук записан с помощью специального цифрового кода, как в нотной записи или, скорее, шифровке. Да, дешифровальное устройство расположено в этом аппарате и является некоей арифметическо-логической машиной. Да, применение подобных устройств для зашифрованной переписки позволило бы революционным образом изменить шифровальное дело. Да, такие работы ведутся в Германии и Японии, но, по имеющимся сведениям, сложность и стойкость их шифров в тысячи и даже в миллионы раз ниже. Однако, возвращаясь к теме, после консультации с математиками из Академии Наук СССР, конкретно с товарищами Ляпуновым и Боголюбовым, выяснилось, что мощность подобного устройства должна составлять не менее полумиллиона простейших арифметических или логических операций в секунду. Современные счетные устройства позволяют достигать максимум нескольких десятков операций, то есть слабее этого в сотни тысяч раз.

Кроме того, интересен сам способ съема информации. Чтение осуществляется сфокусированным монохроматическим световым лучом. Монохроматический – значит имеющий строго определенную длину волны. Нет, такие устройства до сих пор были неизвестны.

Сама конструкция заводского производства На это указывает широкое применение штамповки и стандартных деталей. Все основные электрические схемы сконцентрированы вот в этих черных панельках. Мы называем их «микросхемами». Изучение одной микросхемы из сломанного блока под микроскопом выявило наличие сложной структуры с характерным размером менее микрона. Микрон – это одна тысячная миллиметра. Вот эта микросхема, судя по всему, заменяет около ста тысяч электронных ламп. А может, и больше.

… Когда что-то невероятное, пугающее столь буднично входит в твой дом или, как в данном случае, кабинет, остается одна надежда. Что все это – блеф или, скажем, сон. Сном это оказаться не могло.

– Спасибо, товарищ Термен. Вы рассказали нам очень интересные вещи. Так вы утверждаете, что все эти… высокие технологии, – Сталин вслушался в звучание только что рожденного им термина; ему понравилось, – эти высокие технологии используются для такой простой вещи, как… слушать музыку?

– Да, именно для этого, – Термен не знал, как обращаться к Сталину, назвать его «товарищем» он все же не рисковал, а «Иосиф Виссарионович» прозвучало бы непозволительной фамильярностью.

– Ну что ж… Тогда продемонстрируйте товарищу Сталину работу этого… патефона.

На этот раз Термен не стал подключать наушники. Щелкнул тумблером. Стеклянный диск в глубине аппарата начал раскручиваться, с тихим шелестом выходя на режим. Никакого треска от попавшей на пластинку пыли или мельчайших царапин. Только тихое гудение трансформаторов в собранном вручную взамен сломанного блоке питания, а потом – резкие гитарные аккорды из динамика и хриплый, рвущийся от благородной ярости голос, который станет (или не станет уже?) знакомым каждому пацану на одной шестой суши через три десятка лет:

От границы мы Землю вертели назад,

Было дело сначала.

Но обратно ее закрутил наш комбат.

Оттолкнувшись ногой от Урала…

… После последних аккордов песни Сталин махнул рукой с зажатой в ней потухшей трубкой. Щелкнул тумблер. Тишина была полной. Через двойные двери тамбура и мощное остекление не долетало ни звука. Солнце уже ушло за крыши кремлевских зданий, и остывающие лампы усилителя мерцали в полутьме кабинета кровавыми угольками. Казалось, никто из присутствующих не дышит.

Наконец вождь пошевелился и прошелся по кабинету. Обычно бесшумные, его шаги казались присутствующим шагами Командора.

– Ну что ж, товарищи… Вы проделали большую работу. Надеюсь, вам понятно, что вся информация по этому делу… не должна стать известной кому-либо еще? Хорошо. Я вас больше не задерживаю. Ваши устройства можете забрать. Товарищ Берия, с вашими документами я еще поработаю. Вы свободны.

… и брат пойдет на брата…

Откровение Иоанна Богослова

Флигелек на отшибе от остальных зданий не то больничного, не то санаторного комплекса оказался еще более подходящим для жизни. Еда тоже значительно улучшилась. Решетки на окнах, конечно, имелись и там, но совершенство вообще вещь абстрактная, а уж в Андреевом-то положении… Хоть высыпаться давали, да еще и днем в тихий час можно было подремать.

Но в остальном следователь-прибалт отрывался на полную катушку. На допросы в сутки приходилось часов двенадцать-четырнадцать (мобилу с часами ему, естественно, не вернули), так что к вечеру Андрей падал в койку как убитый.

Даже во время длинной дороги в отдельном купе спецвагона в Москву (а куда ж еще? Конечно, в Москву!) его ни на день не оставляли в покое. Только стенографистка морщила нос, когда поезд сильнее обычного подбрасывало на стрелках, и карандаш, помимо ее воли, срывался и оставлял среди потерявших обычную аккуратность строк протокола косую линию.

Вопросы, вопросы, вопросы… Временами на Андрея накатывало отчаяние. Ну откуда, скажите на милость, средний 25-летний балбес начала XXI века, хотя и интересовавшийся немного военной историей, может не то что помнить, а вообще знать номера вермахтовских дивизий, входивших в состав 6-й армии Паулюса? Андрей-то еще про Паулюса знал, а вон кодер из их конторы, Вован Астахов, вообще думал, что Паулюс – это который Раймонд…

Следак приносил карты, требовал указать направления германских ударов. Верил ли он сам в то, что говорил Андрей, по его лицу прочесть было нельзя. Вопросы по предстоящей войне перемежались с послевоенными. Требовали уточнений по ядерной гонке, по Корее, Вьетнаму и Израилю. Стенографистка – всегда одна и та же, как и следак – старательно фиксировала анекдоты про Брежнева, слухи об отравлении Андропова, историю космических запусков и перипетии обеих чеченских войн (Андрей боялся даже подумать, что будет с чеченцами, когда и если эта инфа дойдет до Сталина).