Памятник крестоносцу - читать онлайн книгу. Автор: Арчибальд Кронин cтр.№ 74

Когда Стефен вернулся в Англию, у него не было в кармане и трех фунтов, но такое положение, близкое к полному безденежью, не являлось для него новинкой. К счастью, у него был кров и он мог пользоваться маленькой кухонькой в пустой мастерской Глина, но ему приходилось самому делать покупки, и послевоенные цены на продукты привели его буквально в ужас. Четырехфунтовый круглый хлеб стоил теперь шиллинг и четыре пенса; фунт самого дешевого сахара подскочил с двух пенсов до шиллинга и трех пенсов. Жизнь что ни день дорожала, рост цен тяжким бременем ложился на плечи трудового люда, обрекая на еще большие лишения тех, кто, вроде него, вовсе не имел заработка.

За годы своих скитаний Стефен часто возвращался мыслью в Лондон. Сейчас он с трудом узнавал город. Демобилизация, которая все еще шла полным ходом, и перемещение тысяч людей вносили в жизнь ощущение неустроенности, делали город похожим на проходной двор. В Вест-Энде преобладало безудержное веселье. А ведь около миллиона молодых англичан погибли в войну и еще миллион вернулись калеками. И вот, то ли для того, чтобы забыть об этом, то ли потому, что об этом уже было забыто, люди толпами стекались в увеселительные места — театры, кино, рестораны и ночные кабаки. Скорбь как рукой сняло.

Но река осталась прежней, и Стефен, обойдя стороной деловые улицы, проводил немало часов, бродя по набережным Челси и Бэттерси, любуясь игрою отражений в текучей воде, бесконечными переливами различных тонов серого цвета, среди которых вдруг вкрапливалась полоска розового или жемчужно-белого — бледный привет октябрьского солнца. Во время его краткого, но такого памятного пребывания в Степни нижняя Темза до того заворожила его, что он ощущал острую, настоятельную потребность написать ее, запечатлеть все ее прихотливые настроения. Ему особенно запомнилась излучина реки у Собачьего острова, неподалеку от Клинкер-стрит, — стоило ему вспомнить об этом месте, как его начинало неудержимо тянуть туда, хотелось оживить свои впечатления. И вот как-то утром, за день до закрытия выставки, когда ему нечего было делать, он сел на автобус и отправился в Степни.

Когда он тронулся в путь, погода была отличная — матово-серое небо и тихий прозрачный воздух, — словом, как раз то, что требовалось Стефену для колорита, но на его беду, лишь только автобус въехал в переулок Семи сестер, с реки поднялся туман, заморосил дождь, и устье затянуло пеленой. У «Красного льва» Стефен вышел из автобуса и, взглянув на хмурое небо, с которого сыпал дождь, поднял воротник куртки и громко чертыхнулся, ругая погоду. Для живописи день погиб — никто, кроме Моне, не мог бы запечатлеть такой расплывающийся пейзаж. Но все здесь было знакомо Стефену, и при виде лавчонки на углу, где торговали рыбой с жареным картофелем, и москательной лавки, где он покупал себе краски, на душе у него стало веселее. Поддавшись неудержимому порыву, он свернул из переулка на Клинкер-стрит, поднялся по ступенькам Дома благодати и позвонил.

Долгое время никто не отзывался. «Держат фасон», — подумал Стефен. Затем слуга, похожий на отставного сержанта, коротко остриженный, в старых брюках, выброшенных за негодностью каким-нибудь священником, подпоясанный зеленой суконной тряпкой вместо кушака, открыл дверь.

— Да? — спросил он, уставясь на Стефена.

— Мистер Лофтус все еще живет здесь? Он был помощником отца-наставника несколько лет назад.

— Вы имеете в виду достопочтенного Джеральда Лофтуса? Он действительно жил здесь. Только он немало преуспел с тех пор. Еще в прошлом году он получил приход церкви святого Варнавы.

— В самом деле! Рад слышать о его успехах. В ту пору здесь жил еще один молодой человек — мистер Джир.

— О, Джир… он тоже уехал. Только из него мало толку вышло. Он, по-моему, так и остался викарием… где-то в шахтерском поселке близ Дургама… среди всяких оборванцев.

— Вот оно что. — Стефен постоял в нерешительности. Затем спросил: — А вы случайно не знаете, что стало с молодой женщиной, которая работала здесь когда-то… ее звали Дженни?

— Миссис Бейнс? — тотчас откликнулся служитель. — Конечно, знаю. Она живет совсем рядом, на Кейбл-стрит, дом семнадцать. Вот уж кому пришлось хлебнуть горя! Но она славная женщина, и теперь ей живется неплохо.

— Пришлось хлебнуть горя?

— Ну да. У нее ведь был ребенок — так он умер. Потом она потеряла мужа. Он подцепил лихорадку где-то в Австралии, и его, как полагается моряку, схоронили в море. А почему вы о ней спрашиваете? Она ваша знакомая?

— Да… до некоторой степени, — уклончиво ответил Стефен, затем, поскольку во взгляде отставного сержанта появилось любопытство, добавил: — Благодарю за сведения, — повернулся и сошел со ступенек.

Он спросил про Джира и Лофтуса просто так, без особого интереса. Из всех, с кем ему приходилось общаться в ту пору, когда он жил на Клинкер-стрит, по-настоящему его интересовала только Дженни, и у него потеплело на душе при мысли, что он сейчас снова увидит ее.

Кейбл-стрит находилась всего в двух кварталах от Клинкер-стрит, ближе к реке. Через десять минут Стефен уже шел по этой улочке, мимо неровного ряда низких одноэтажных кирпичных домишек, то и дело поглядывая на номера — нечетные были по правую руку. Он как раз подходил к дому № 17, когда дверь отворилась и на улицу вышла женщина в макинтоше, с непокрытой головой; в руках у нее была плетеная сумка. Он узнал бы ее где угодно.

— Дженни! — окликнул он ее. — Неужели вы меня не помните?

Она посмотрела на него, посмотрела, широко раскрыв глаза, точно узрела призрак и не могла поверить тому, что видит. Затем, словно во сне, тихо проговорила:

— Мистер Стефен Десмонд?

— Да, Дженни. Но почему вы смотрите на меня так, точно я привидение?

— Ах, что вы, сэр! Просто вы очень изменились. Похудели… Впрочем, вы и всегда-то не отличались полнотой. — На щеках ее снова появился румянец, и, все еще волнуясь, она добавила: — Рада вас видеть. Я-то как раз собралась за покупками, но ничего. Пойдемте в дом.

— Нет, нет, — возразил он. — Я лучше провожу вас.

Он взял у Дженни зонт и, держа над ними обоими, пошел рядом с ней по Кейбл-стрит.

— Сколько же мы с вами не виделись?

— Должно быть, лет восемь… Сейчас, дайте подумать… да, восемь лет и три месяца… день в день.

Точность ее ответа вызвала у него улыбку.

— Я послал вам как-то открытку из Парижа. Вы получили ее?

— Получила ли? Да она у меня и сейчас красуется над очагом в кухне. Эйфелева башня. Я часто любуюсь на нее.

— Мне это очень приятно, Дженни. Значит, вы меня не забыли?

— Что нет, то нет, мистер Десмонд, — решительно ответила она.

Когда они вышли на центральную улицу, дождь усилился; Стефен взял Дженни под руку и повел в кафе на углу Коммершал-роуд.

— Давайте переждем здесь дождь. И выпьем по чашечке чая.

— Вы, значит, не забыли про мою слабость, сэр? Я ведь всегда была охотницей до чая.