К этому моменту я более или менее оклемалась и взяла у него
космофургон. Но руки дрожали, и я едва не уронила его себе на ноги. А потом
сказала Хобартам, что мы обойдемся без порки.
— Мальчик должен также извиниться перед вашим сыном, —
добавил мистер Хобарт. Такой же благообразный, как Моисей, только с гладко
выбритым подбородком и аккуратной стрижкой, если можно представить себе Моисея
в двубортном костюме. Впрочем, после всего увиденного мною за последний
несколько месяцев я могу представить себе что угодно. В этом, наверное, моя
беда. — Если вы проводите нас к нему, миссис Уайлер…
И этот наглый сукин сын едва не вперся в дом. Можно сказать,
начал отталкивать меня! Но я стояла как скала, доложу я вам (при этом опять
едва не выронила “Парус мечты”). Меньше всего мне хотелось, чтобы этот
маленький воришка оказался перед Прямоногим Маленьким Мальчиком. Я мечтала о том,
чтобы эта парочка как можно скорее покинула мой дом. До того, как их голоса или
эмоциональный волны (Хобарт-старший не плакал, но чувствовалось, что расстроен
он не меньше сына, а то и больше) смогут разбудить ПММ.
— Сет мне не сын, а племянник, — ответила я, — и сейчас он
спит.
— Очень хорошо. — Хобарт чуть кивнул. — Мы вернемся позже,
если вам это удобно. Если нет, я могу привести Хью завтра днем. Мне, конечно,
будет сложно отпроситься второй день подряд, я работаю в штамповочном цехе,
знаете ли, но дело Господа всегда должно идти впереди дел человеческих.
Голос его крепчал с каждым словом, наверное, точно так же он
произносил и проповеди, и пастве это очень нравилось, но я действительно
испугалась, что он разбудит Сета. И все это время, клянусь своим здоровьем,
мальчишка оглядывался вокруг, словно высматривал, что здесь можно спереть. Я
готова спорить, что придет день, когда Хью попадет на кушетку психоаналитика.
Хотя такие люди, как Хобарты, не верят в психоаналитиков, не так ли?
Я быстренько вытолкала их за дверь и повела к тротуару.
Мальчишка все спрашивал: “Вы меня простите?” Повторял этот вопрос словно
заведенный. К тому времени как мы добрались до улицы, я поняла, что смертельно
зла на них обоих. Не только потому, что из-за них мы прожили несколько дней как
в аду. Дело в том, что они вели себя так, будто на мне лежала ответственность
за спасение бессмертной души этого маленького засранца. К тому же я помнила,
как бегали его глазки, выискивая то, чего не было у него дома.
Я уверена, более того, знаю наверняка, что “странные
способности” Сета имеют ограниченный радиус действия, как радиопередатчики в
кинотеатрах для автомобилистов, способные доносить звук только до
радиоприемников автомобилей, стоящих на территории кинотеатра. Поэтому когда мы
вышли к тротуару, я почувствовала себя в некоторой безопасности (разумеется
относительной) и решила поинтересоваться, каким образом Хью Хобарту удалось
украсть космофургон Сета.
Папаша и сын при этом переглянулись. Обменялись забавным
таким взглядом, однозначно указывающим на то, что ни один из них не возражал
против порки, даже против визита полиции, но вот к разговору о краже душа не
лежала. Ну не лежала, и все тут. Неудивительно, что фундаменталисты так не
любят католиков: сама идея покаяния вызывает у последних сладостный трепет.
Однако я загнала их в угол, и в конце концов все
прояснилось. Говорил в основном Уильям, а ребенок к тому времени решил, что я
ему не по нутру. Сощурился, да и слезы куда-то подевались.
Кое о чем я могла догадаться сама. Хобарты принадлежали к
баптистской церкви завета Сиона и среди прочего как добрые прихожане несли в
массы “слово Божие”. Сие подразумевало распространение буклетов, вроде того,
что Херб нашел в ящике для молока на кухонном крыльце. С изображением грешника,
которому миллион лет не давали глотка воды. Уильям и Хью разносили буклеты
вместе, обеспечивая преемственность поколений. Совсем как, к примеру,
Национальная бейсбольная лига курирует соревнования детских и молодежных команд.
Заглядывать они предпочитали в дома, которые временно пустовали, поскольку
хотели “распространять слово Божие и сеять зерна истины, но не вступать в
дискуссию” (слова Уильяма Хобарта). Или подсовывали буклеты под дворники
припаркованных автомобилей.
К нам они, должно быть, пришли как раз после того, как мы
уехали в кафе-мороженое. Хью забежал во двор и сунул буклет в ящик для молока.
Разумеется, он увидел “Парус мечты” там где оставил его Сет. Позднее, после
того как отец объявил, что на сегодня его долг выполнен, но прежде чем мы
вернулись из торгового центра, Хью отправился гулять на улицу где и поддался
ИГС (Искушающему Голосу Сатаны). Его мать нашла космофургон только вчера, в
понедельник, когда Хью был в школе, а она убиралась в его комнате. Вечером они
провели “семейный совет”, затем обратились к их пастору, позвонив ему по
телефону, вместе молились, не кладя трубку, и вот они здесь.
Как только в рассказе была поставлена последняя точка,
мальчишка вновь заканючил: “Вы меня простите?” Но я быстренько его одернула:
“Хватит об этом талдычить”.
Он посмотрел на меня так, словно я отвесила ему оплеуху. И у
его отца закаменело лицо. Но мне было плевать на это. Я присела так, чтобы
смотреть прямо в поросячьи глазки Хью. Далось мне это нелегко, мешали толстые,
не очень-то чистые стекла очков.
— Насчет прощения ты будешь договариваться с твоим Богом, —
продолжила я. — Что же касается меня, то я обещаю помалкивать насчет того, что
ты сделал, и советую всем Хобартам последовать моему примеру. — Я знала, что
они ему последуют, для этого мне хватило одного взгляда на синяк под глазом
Хью. Матери этого маленького говнюка я не видела, но отца он своим поступком
достал.
Хью отступил на шаг, и по выражению его лица я поняла, что
отступила от заранее написанного ими сценария и за это мальчишка меня
ненавидит. Я не возражала. Потому что в определенном смысле я его тоже
ненавидела. Это не удивительно, если вспомнить, чего мы натерпелись в этот
уик-енд благодаря его шаловливым ручкам.
— Если вы закончили , миссис Уайлер, то мы уходим, — подал
голос Хобарт-старший. — Хью есть о чем поразмыслить у себя в комнате. На
коленях.
— Но я еще не закончила, — остановила его я. — Не совсем. —
Папашу взглядом я не удостоила. Не отрывала глаз от мальчишки. Пыталась заглянуть
под маску ненависти и стыда, разобраться, что же передо мной за человек.
Разобралась? Не знаю.
— Хью, тебе известно, что люди просят прощения лишь тогда,
когда делают что-то нехорошее, не так ли?
Он осторожно кивнул… словно свидетель, дающий показания в
зале суда и опасающийся, что адвокат заманивает его в ловушку.
— Значит, ты понимаешь, что поступил нехорошо, украв игрушку
Сета?
Хью вновь кивнул, однако очень неохотно. К этому времени он
уже спрятался за папину ногу, словно трехлетний малыш, а не девятилетний
школьник.