Деви негромко хихикнула.
— Деньги — это тоже неплохо, — сказала она, блеснув глазами. — Однако в мире полно вещей, которые ни за какие деньги не купишь. Связи и обязательства стоят гораздо, гораздо дороже!
Я посмотрел на девять талантов, поблескивающие у нее на столе.
— И никакой минимальной ссуды у тебя нет, верно? — спросил я, заранее зная ответ. — Ты говорила это нарочно, чтобы я занимал у тебя все больше и больше. Ты надеялась, что я вырою себе слишком глубокую яму и рано или поздно не сумею расплатиться.
Деви широко улыбнулась.
— Добро пожаловать в игру! — сказала она и принялась собирать монеты. — Спасибо, что согласился сыграть со мной.
ГЛАВА 144
МЕЧ И ШАЭД
Теперь, когда кошелек у меня чуть не лопался от денег, а мое обучение оплачивал Алверон, зимняя четверть проходила беззаботно, как прогулка по саду.
Странно и непривычно было не жить нищебродом. Я носил одежду, сшитую по мерке, и мог позволить себе отдавать ее в стирку. Я мог пить кофе или шоколад всякий раз, как захочу. Мне больше не было нужды трудиться до упаду в артной, я мог ковыряться с чем-то исключительно из любопытства и работать над проектами для собственного удовольствия.
После того как меня не было почти год, мне потребовалось время, чтобы заново прижиться в Университете. Ходить без меча было непривычно. Но здесь на такие вещи смотрели косо, и я понимал, что это причинит больше неприятностей, чем оно того стоит.
Поначалу я оставлял Цезуру у себя в комнате. Но я лучше, чем кто бы то ни было, знал, как легко забраться и украсть его. Задвижка на окне способна была остановить только самого благовоспитанного вора. Более злонамеренный мог просто вышибить стекло и забраться внутрь меньше чем за минуту. А поскольку этот меч был уникален и я обещал хранить его как зеницу ока, я вскоре перенес его в тайник в Подовсе.
Хранить при себе шаэд было куда проще, поскольку я мог, немного потрудившись, менять его облик. В те дни он редко развевался сам по себе. Куда чаще он отказывался развеваться так сильно, как того требовал порывистый ветер. Казалось бы, на это нельзя не обратить внимания — но нет, люди ничего не замечали. Даже Вилем и Симмон, которые подшучивали надо мной за привязанность к плащу, так и не заметили, что это не просто предмет одежды, который можно носить и так, и эдак.
На самом деле единственный, кто заметил, что в плаще есть что-то необычное, был Элодин.
— Это что такое? — воскликнул он, столкнувшись со мной в небольшом дворике, примыкающем к главному зданию. — Как это ты ухитрился ошаэдиться?
— Прошу прощения? — переспросил я.
— Твой плащ, парень! Твоя мантия-перевертыш. Сила Господня, где ты добыл настоящий шаэд?
Он неправильно понял мое изумление, приняв его за неведение.
— Да ты вообще знаешь, что на тебе надето?
— Я знаю, что это такое, — сказал я. — Я просто удивился, что вы это знаете.
Он бросил на меня взгляд оскорбленного достоинства.
— Да какой же я был бы именователь, если бы не мог с десяти шагов отличить фейский плащ!
Он пощупал край плаща.
— Какая прелесть! Кусочек древней магии, нечасто доводится такое подержать в руках.
— Вообще-то это довольно новая магия, — сказал я.
— Это в смысле? — переспросил он.
Когда стало очевидно, что объяснение потребует долгого рассказа, Элодин затащил меня в небольшую и уютную пивную, где я прежде никогда не бывал. На самом деле даже не знаю, можно ли назвать это пивной. Там не было шумных студентов, там не пахло пивом. Там было темно и тихо, низкий потолок и глубокие мягкие кресла, расставленные группками. Пахло кожей и старым вином.
Мы сели поближе к теплой жаровне и стали прихлебывать подогретый сидр. Я подробно рассказал ему о своем неожиданном путешествии в Фейе. На душе у меня заметно полегчало. А то ведь я никому не мог об этом рассказать из опасения, что надо мной будет смеяться весь Университет.
Элодин оказался на удивление внимательным слушателем. Особенно заинтересовал его наш поединок с Фелуриан, когда она пыталась подчинить меня своей воле. Когда я закончил свой рассказ, он забросал меня вопросами. А помню ли я, что я сказал ветру? Что я при этом испытывал? А вот это странное ощущение пробуждения, о котором я говорил, — на что это было похоже больше, на опьянение или на состояние шока?
Я отвечал как мог, и наконец он откинулся на спинку кресла и кивнул, отвечая собственным мыслям.
— Когда студент отправляется в погоню за ветром и догоняет его — это хороший знак, — одобрительно сказал он. — Тебе уже дважды удавалось его призвать. Дальше пойдет легче.
— Вообще-то трижды, — сказал я. — Я обрел его снова, когда был в Адемре.
Он расхохотался.
— Так ты гонялся за ветром до самого края географии! — сказал он, широко взмахнув растопыренными пальцами левой руки. Ошеломленный, я признал в этом жесте адемский знак «удивленного почтения». — Ну, и как оно было? Как ты думаешь, сумеешь ли ты найти это имя снова, если понадобится?
Я сосредоточился, пытаясь погрузить свой разум в состояние «листка на ветру». Прошел уже месяц, я оставил за спиной тысячу километров с тех пор, как делал это в последний раз, и теперь мне было непросто привести свой ум в состояние своеобразной головокружительной пустоты.
В конце концов мне это удалось. Я оглядел небольшой зал, надеясь увидеть имя ветра как старого знакомого. Но вокруг ничего не было: только пылинки кружились в косом солнечном луче, падающем в окно.
— Ну? — спросил Элодин. — Можешь ли ты призвать его, если понадобится?
Я замялся.
— Может быть…
Элодин кивнул, как если бы он все понял.
— А может быть, и нет, если делаешь это по чужой просьбе?
Я кивнул, изрядно разочарованный.
— Не расстраивайся. Значит, нам еще есть над чем поработать!
Он радостно ухмыльнулся и хлопнул меня по спине.
— Но, думаю, в твоей истории есть нечто большее, чем ты сам сознаешь. Ты призвал не только ветер. Судя по тому, что ты говорил, полагаю, ты назвал имя самой Фелуриан!
Я попытался припомнить. Мои воспоминания о времени, проведенном в Фейе, были на удивление отрывистыми, а о поединке с Фелуриан — особенно. От него осталось странное ощущение, похожее на сон. Когда я пытался вспомнить его во всех подробностях, мне начинало казаться, будто все это произошло с кем-то другим.
— Да, возможно…
— Более чем возможно, — заверил он меня. — Сомневаюсь, что столь древнее и могущественное создание, как Фелуриан, можно было укротить всего лишь ветром. Я вовсе не принижаю твои достижения! — поспешно добавил он. — Призвать ветер удается менее чем одному студенту на тысячу. Но назвать имя живого существа, тем более одной из фейе…