И она улыбнулась мне чуть заметной, заговорщицкой улыбкой.
Я улыбнулся в ответ.
Мы шли дальше. Пенте все держала меня под руку, незаметно направляя нас — сначала через рощу, потом вверх по крутой тропе, высеченной в склоне небольшого утеса. И вот наконец мы пришли в уединенную лощину, выстеленную ковром цветущих в траве макоцветов. Их распущенные кроваво-алые лепестки были почти того же цвета, что наемничьи одежды Пенте.
— Вашет мне говорила, что у вас, варваров, с сексом связаны какие-то странные ритуалы, — сказала Пенте. — Она мне говорила, что, если я хочу с тобой переспать, надо тебя привести к каким-нибудь цветам.
Она широким жестом указала на лощину.
— Вот это лучшие, какие можно найти в эту пору.
И выжидательно посмотрела на меня.
— Ага, — сказал я. — Я думаю, Вашет решила подшутить над тобой. А может, надо мной.
Пенте нахмурилась, и я поспешно продолжил:
— Но у варваров действительно множество ритуалов, предшествующих сексу. У нас там все несколько сложнее.
Пенте ответила угрюмым раздражением.
— Меня это не удивляет, — сказала она. — Про варваров рассказывают много всякого. Отчасти ради наставления, чтобы я могла себя правильно вести там, у вас.
Однако, кривая усмешка.
— Но поскольку я там еще не бывала, иногда мне нарочно рассказывают небылицы, чтобы меня подразнить.
— И что же такого рассказывают? — спросил я, вспоминая все, что слышал об адемах и летани до того, как повстречался с Темпи.
Она пожала плечами, выразила легкое смущение.
— Да глупости всякие. Говорят, у варваров все мужчины громадные!
Она показала нечто намного выше себя, за два метра ростом.
— Наден рассказывал, что бывал в городе, где варвары варили похлебку из земли. Говорят, варвары никогда не моются. Говорят, варвары пьют свою собственную мочу, потому что верят, будто это позволит им прожить подольше.
Она потрясла головой, рассмеялась и сделала жест «смешно и ужасно».
— То есть вы, значит, мочи не пьете? — медленно переспросил я.
Пенте поперхнулась собственным смехом и уставилась на меня. Ее лицо и руки выражали сложную смесь извинений, смущения, отвращения и недоверия. Смешение эмоций было таким гротескным, что я невольно расхохотался. Она поняла, что я шучу, и заметно успокоилась.
— Да, понимаю, — сказал я. — У нас тоже рассказывают подобные истории об адемах.
Глаза у нее вспыхнули.
— Ой, расскажи! Я же тебе рассказала. Иначе нечестно!
Я вспомнил, как отреагировал Темпи, когда я рассказал ему про костер из слов и про летани, и решил поделиться чем-нибудь другим.
— Говорят, что те, кто облачается в алое, никогда не занимаются сексом. Говорят, вы сберегаете эти силы и влагаете их в свой кетан. Потому-то вы и становитесь такими могучими бойцами.
Пенте хохотала до упаду.
— Ну, будь это так, я бы никогда не дошла до третьего камня! — сказала она. Кривая усмешка. — Если бы я сражалась только благодаря воздержанию, бывали бы дни, когда бы я и кулак стиснуть не сумела!
Когда я это услышал, пульс у меня несколько участился.
— Но тем не менее, — продолжала она, — я понимаю, откуда взялась эта байка. Они, верно, думают, что мы не занимаемся сексом, потому что никто из адемов не ляжет с варваром.
— А-а, — сказал я, несколько разочарованный. — Зачем же ты тогда привела меня к цветам?
— Но ты же теперь принадлежишь Адемре, — непринужденно ответила она. — Думаю, теперь с тобой многие захотят сблизиться. Ты хорош собой, и всякой любопытно, каков твой гнев.
Пенте помолчала и многозначительно взглянула вниз.
— Или ты чем болен?
Я залился краской.
— Что? Нет! Нет, конечно!
— Ты уверен?
— Да я в медике учился! — сказал я довольно натянуто. — Это величайшая медицинская школа в мире. Я знаю все о заразных болезнях, о том, как их распознать и как от них лечить.
Пенте смерила меня скептическим взглядом.
— Да я не про тебя лично. Но все же знают, что варвары очень часто цепляют всякую заразу во время секса.
Я покачал головой.
— Это просто очередные дурацкие басни. Уверяю тебя, варвары болеют не чаще адемов. На самом деле, думаю, что и реже.
Она покачала головой. Взгляд у нее был серьезный.
— Нет. Тут ты ошибаешься. Вот как ты думаешь: из сотни варваров сколько больны такими болезнями?
Эту статистику я отлично знал по медике.
— Из каждой сотни? Человек пять. Разумеется, среди тех, кто работает в борделях или посещает подобные заведения, больных больше.
На лице Пенте отразилось неприкрытое отвращение. Она содрогнулась.
— А из сотни адемов — ни одного! — твердо сказала она. Абсолютно.
— Да ладно тебе! — я поднял руку и сложил пальцы в кружок. — Ни одного?
— Ни одного! — повторила она с мрачной убежденностью. — Этим можно заразиться только от варвара, и всех, кто отправляется в странствия, об этом предупреждают.
— Ну а если ты заразишься от другого адема, который был недостаточно осторожен во время странствий? — спросил я.
Сердцевидное личико Пенте помрачнело, ноздри у нее раздулись.
— От одного из своих? — Сильный гнев. — Если я заражусь от кого-то из Адемре, я буду в ярости! Я стану вопить о том, что он сотворил, с вершины утеса! Я устрою ему такую мучительную жизнь, как сломанная кость!
Она изобразила отвращение, отряхнув подол рубахи первым движением из адемского языка жестов, которое я узнал от Темпи.
— А потом я отправлюсь в долгий путь за горы, в Таль, чтобы меня там вылечили. Даже если это путешествие займет целых два года и не принесет денег школе. И никто обо мне за это плохо не подумает.
Я кивнул про себя. Это было логично. При их отношении к сексу, если бы они вели себя иначе, болезнь стремительно передалась бы всему населению.
Я заметил, что Пенте смотрит на меня выжидающе.
— Спасибо за цветы, — сказал я.
Она кивнула и подступила ближе, глядя на меня. Глаза ее возбужденно светились. Она улыбнулась своей робкой улыбкой, потом стала снова серьезной.
— Ну что, довольно этого или ваши варварские ритуалы требуют чего-нибудь еще?
Я провел ладонью по гладкой коже ее шеи, зарылся пальцами в длинную косу, коснулся затылка. Она зажмурила глаза и запрокинула лицо мне навстречу.
— Цветы чудесные. Этого более чем достаточно, — сказал я и наклонился, чтобы поцеловать ее.