Короче говоря, она была красива. Прошло так много времени с тех пор, как я видел хоть что-нибудь красивое.
Роунт проследил за моим взглядом и продолжил:
— Все помогают устраивать лагерь на ночь. Все по очереди караулят. Уснешь на страже — останешься там. Ешь с нами то, что приготовит моя жена. Жалуешься — останешься там. Идешь слишком медленно — останешься там. Побеспокоишь девушку… — Он пробежался рукой по бороде. — Плохое случится.
Надеясь повернуть его мысли в нужном направлении, я заговорил:
— Когда закончат грузить фургоны?
— Через два часа, — сказал он с мрачной уверенностью, словно вызывая работников поспорить с ним.
Один из работников выпрямился на телеге, прикрыл глаза рукой и крикнул, перекрывая шум лошадей, фургонов и людей, заполнявших площадь:
— Не дай ему запугать тебя, малыш. Он вполне приличный человек, хоть и ворчун.
Роунт ткнул жестким пальцем, и человек вернулся к работе.
Убеждать меня было не нужно. Человеку, путешествующему с женой, обычно можно доверять. Кроме того, цена выглядела справедливой и караван уходил сегодня. Я вытащил пару йот из кошелька и протянул их Роунту.
Тот повернулся ко мне.
— Два часа. — Он поднял два толстых пальца, чтобы подтвердить свои слова. — Опоздал — останешься здесь.
Я торжественно кивнул:
— Риеуза, ту киалус А'иша туа. (Спасибо тебе, что приблизил меня к моей семье.)
Огромные косматые брови Роунта взлетели вверх. Он быстро взял себя в руки и кивнул, почти поклонился. Я оглядел площадь, пытаясь определить направление.
— Человек, полный сюрпризов.
Я обернулся и увидел рабочего, который кричал мне с телеги.
Он протянул руку:
— Деррик.
Я неловко пожал его руку. Прошло столько времени с тех пор, как я говорил с кем-нибудь, что теперь чувствовал себя странно и нерешительно.
— Квоут.
Деррик закинул руки за спину и потянулся, поморщившись, — белокурый и высокий, на полторы головы выше меня. На вид ему было около двадцати.
— Эк ты Роунта повернул. Где научился говорить на сиару?
— Меня один арканист немного учил, — объяснил я, глядя, как Роунт подошел к жене поговорить.
Темноволосая девушка посмотрела в мою сторону и улыбнулась. Я отвернулся, не зная, как себя вести.
Парень пожал плечами:
— Давай беги за вещами. Роунт только рычит, а злится редко, но, когда фургоны загрузят, он ждать не будет.
Я кивнул, хотя никаких вещей у меня не имелось. Зато мне надо было сделать несколько покупок. Люди говорят, что в Тарбеане можно найти все, если у тебя достаточно денег. По большому счету они правы.
Я спустился по ступенькам в подвал Траписа. Странно было проделывать этот путь в башмаках, не чувствуя холодной сырости камня под ногами.
Пока я шел по короткому коридору, из внутренних комнат появился мальчик в лохмотьях, сжимающий маленькое зимнее яблочко. Он резко затормозил, увидев меня, потом подозрительно сощурился. Глядя в пол, мальчишка грубо протиснулся мимо меня.
Даже не поняв, что делаю, я оттолкнул его руку от своего кошелька и повернулся к нему, слишком ошарашенный для слов. Мальчишка бросился наружу, оставив меня в смущении и тревоге: мы никогда не крали друг у друга. Снаружи, на улицах, каждый был сам за себя, но подвал Траписа для нас приближался к святилищу, к церкви. Никто из нас не рискнул бы нарушить святость сего места.
Я прошел последние метры до главной комнаты и с облегчением увидел, что все остальное выглядит как обычно. Траписа я не увидел — возможно, он собирал милостыню на детей. Все шесть коек были заняты, и еще больше детей лежали на полу. Несколько потрепанных мальчишек толпились около объемистой корзины на столе, хватая зимние яблоки. Они повернулись и уставились на меня, на лицах проступила злость.
Тогда меня осенило: никто из них меня не узнал. Чистый и хорошо одетый, я выглядел как домашний мальчик, случайно забредший сюда. Я не подходил этому месту.
Тут вошел Трапис, неся под мышкой одной руки несколько плоских буханок хлеба и вопящего ребенка под мышкой другой руки.
— Ари, — позвал он одного из мальчиков у корзины, — иди помоги. У нас новая гостья, и ей нужно переодеться.
Мальчик поспешно взял ребенка из рук Траписа. Тот положил хлеб на стол рядом с корзиной, и глаза всех детей обратились к буханкам. Мне стало плохо: Трапис даже не посмотрел на меня. А вдруг не узнал? Что, если он скажет мне уходить? Я не знал, смогу ли пережить это, и потихоньку попятился к двери.
Трапис поочередно указывал на детей пальцем:
— Дайте-ка подумать. Давид, ты выльешь и вымоешь бочку для питья. Что-то она засаливается. Когда он закончит, ты, Натан, наполнишь ее из насоса.
— Можно мне взять две порции? — спросил Натан. — Мне нужно для брата.
— Твой брат сам может прийти за своим хлебом, — мягко сказал Трапис, затем, что-то почуяв, пригляделся к мальчику внимательнее. — Он болен?
Натан кивнул, глядя в пол.
Трапис положил руку ему на плечо:
— Приведи его сюда. Мы за ним присмотрим.
— Это нога, — выпалил Натан, кажется, готовый разреветься. — Она вся горячая, и он не может идти!
Трапис кивнул и махнул следующему ребенку:
— Джен, ты помогаешь Натану привести его брата.
Дети поспешили наружу.
— Тэм, раз Натан ушел, то ты носишь воду вместо него.
— Квоут, ты бежишь за мылом. — Он протянул мне полпенни. — Иди к Марне в Стиральню. Если скажешь, для кого мыло, получишь больше.
Я проглотил комок в горле: он меня узнал! Не могу описать, какое облегчение я испытал. Трапис был для меня почти как семья. Мысль о том, что он может меня не узнать, вызывала ужас.
— У меня нет времени бежать туда, Трапис, — нерешительно сказал я. — Я уезжаю. Во внутренние земли, в Имре.
— Правда? — спросил он, затем помолчал и оглядел меня еще раз, повнимательнее. — Ну да, похоже, уезжаешь.
Конечно же. Трапис никогда не видел одежды, только ребенка внутри ее.
— Я задержался, чтобы рассказать, где мои вещи. Над свечной мастерской есть место, где встречаются три крыши. Там лежит немного вещей: одеяло, бутылка. Мне они больше не понадобятся. Это хорошее место для сна, если кому-нибудь нужно, там сухо и никого не бывает… — Я умолк.
— Это очень добросердечно с твоей стороны. Я пошлю туда одного из мальчиков, — сказал Трапис. — Иди сюда. — Он подошел ко мне и заключил в неловкие объятия; его борода щекотала мне лицо. — Я всегда рад видеть, когда кто-то из вас выбирается, — тихо сказал он. — Знаю, у тебя все будет хорошо. Но ты всегда можешь вернуться сюда, если понадобится.