Мантисса - читать онлайн книгу. Автор: Джон Фаулз cтр.№ 30

— Ну ладно. Я не кричу, я шиплю, задыхаясь от ненависти, произношу слова злым шепотом. Я еще не успела продумать мелкие детали, Майлз.

— Прошу прощения. Я перебил.

— Я же впервые в жизни делаю все это.

— Прошу прощения.

— Теперь я забыла, где остановилась.

— Сразу за стеклянными дверьми. В тумане. Под проливным дождем.

— Я выбегаю на садовую лужайку, но ты такой быстрый, такой сильный, тобой владеет животная страсть, ты догоняешь меня, швыряешь на мягкий дерн и овладеваешь мной со зверской жестокостью, разумеется против моей воли, я рыдаю, когда твоя возбужденная похоть торжествует над моими глубоко укорененными принципами. — Она делает небольшую паузу. — Я лишь пытаюсь дать тебе черновой набросок… общую идею.

— Пожалуй, мне нравится мягкий дерн. Только мне казалось…

— Да?

— Ты вроде бы что-то такое говорила про то, как тебя нужно долго и нежно настраивать.

Она одаряет его трогательно смущенным и чуть обиженным взглядом и говорит тихо, устремив глаза долу:

— Майлз, я ведь женщина. Я соткана из противоречий, тут ничего не поделаешь.

— Конечно-конечно. Прошу прощения.

— Ну, я хочу сказать, очевидно, тебе нужно будет как-то подготовить эту сцену сексуального насилия. Ты мог бы, например, показать, как, до твоего появления, раздеваясь, я на миг подхожу к зеркалу, гляжу на себя, нагую, и задумываюсь втайне, может ли меня удовлетворить одна лишь поэзия.

— Обязательно буду иметь это в виду.

— Можно даже показать, как я грустно достаю с полки книгу Никола Шорье.

— Кого-кого?

— Возможно, я оказалась здесь чуть слишком recherchèe [63] . Отрывок, который я имею в виду, — это deuxième dialogue [64] . Tribadicon [65] , как он грубовато его называет. Лионское издание тысяча шестьсот пятьдесят восьмого года. — Она вопросительно качает головой. — Нет?

— Нет.

— Извини. Я почему-то решила, что ты должен знать всю порнографическую классику наизусть.

— Могу ли я осведомиться, как это, просуществовав всего несколько страниц, ты ухитрилась…

— О, Майлз! — Она поспешно прячет улыбку и опускает глаза. — Право, я полагала, наша беседа протекает вне рамок текстовых иллюзий. — Снова поднимает на него взор. — Я хочу сказать, возьми, к примеру, тот эпизод, где, в образе доктора Дельфи, я спросила, почему ты просто не выскочил из кровати и не ушел из палаты. В реальности тебе понадобились целых шесть недель, чтобы отыскать ответ. Должна же я была чем-то занять себя, пока тянулось ожидание. Я чувствовала: самое малое, что я могу сделать, — это ознакомиться с теми книгами, что дороже всего твоему сердцу. — Помолчав, она добавляет: — Я же твоя служащая. В каком-то смысле.

— Твоей добросовестности нет предела.

— Ну что ты!

— Копаться во всей этой отвратительной мерзости!

— Майлз, я не могла бы смотреть жизни прямо в лицо, если бы не относилась к своей работе добросовестно. Видно, такова моя природа. С этим ничего не поделаешь. Я стремлюсь не просто достичь цели, но пойти гораздо дальше.

Он внимательно за ней наблюдает. Она снова опустила глаза на кровать, будто смущена необходимостью вот так, всерьез, рассуждать о себе.

— Итак, мы остались в саду, под дождем. Что дальше?

— Думаю, в результате может оказаться, что я уже много глав подряд просто умирала от желания, чтобы ты наконец сделал что-то в этом роде, но, разумеется, моя натура эмоционально слишком сложна, чтобы я могла осознать это. На самом деле я рыдаю от любви к тебе. И наконец познаю оргазм. — Под дождем?

— Если ты не считаешь, что это de trop [66] . Пусть это будет при лунном свете, если тебе так больше нравится.

Он слегка откидывается на стуле:

— И этим все заканчивается?

Она мрачно вглядывается в него сквозь совиные очки:

— Майлз, вряд ли современный роман можно закончить на предположении, что простое траханье решает все проблемы.

— Разумеется, нет.

Она снова разглаживает халат.

— Со своей стороны, я рассматриваю эту сцену как финал первой части трилогии.

— С моей стороны, глупо было не догадаться.

Она дергает за ниточку, торчащую из махровой ткани халата.

— Во второй части трилогии, я думаю, я становлюсь жертвой собственной, до тех пор подавляемой, чувственности. Мессалиной [67] de nos jours [68] , так сказать. Уверена, ты эту среднюю часть можешь сделать запросто, хоть во сне.

— Я, видно, чего-то не понял. Разве все удручающе скучные постельные сцены не должны были остаться в фантастической преамбуле в стиле «Алисы в стране чудес»?

— Искренне надеюсь, эти сцены не будут скучными. Разумеется, сама я никакого удовольствия при этом не получаю. Я делаю все это от отчаяния.

— Откуда взялось отчаяние?

Она глядит на него поверх очков:

— Ну, ведь предполагается, что я — женщина двадцатого века, Майлз. Я в отчаянии по определению.

— А что происходит с моим персонажем?

Она берет из сигаретницы новую сигарету.

— А ты бы ужасно ревновал, начал пить, в делах у тебя — полный крах. В конце концов, тебе приходится жить на мои деньги, заработанные совершенно аморальным путем. Ты бы выглядел изможденным, истрепанным, отрастил бороду… стал пустой оболочкой… — она приостанавливается, чтобы зажечь сигарету, — того преуспевающего бананового импортера, каким когда-то был.

— Когда-то был… кем?!

Она выдыхает облачко дыма.

— В этом есть целый ряд преимуществ.

— Не испытываю ни малейшего стремления быть импортером бананов.

— Боюсь, ты будешь несколько бесцветным без какого-нибудь экзотического фона. Между прочим, я представляю себе нашу первую встречу в реальном мире в одном из твоих ист-эндских складов, где дозревают бананы. Наш диалог, осторожный, не ставящий точек над «i», идет контрапунктом бесконечным рядам недозрелых фруктовых пенисов.