Воспоминания о монастыре - читать онлайн книгу. Автор: Жозе Сарамаго cтр.№ 6

Возле окон только женщины, таков обычай. У одних кающихся оковы на ногах, другие несут на плечах толстые железные прутья, за которые закидывают руки, словно распятые, а третьи хлещут себя по спине плетками из шнуров, заканчивающихся восковыми шариками, из которых торчат осколки стекла, и те, кто истязают себя подобным образом, гвоздь праздника, ибо они являют глазам зрителя настоящую кровь, стекающую по хребту, и вопят истошно, как от боли, так и от явного наслаждения, каковое показалось бы нам непонятным, если бы мы не знали, что на некоторых глядят из окон возлюбленные, вот почему участвуют они в процессии не столько ради спасения души, сколько ради услад телесных, обретенных либо обещанных.

На высоких колпаках кающихся, а то и прямо на плетках красуются разноцветные ленточки, у каждого свой цвет, и если избранница, изнывающая у окна от тревоги, от жалости к страждущему любовнику, а то и от удовольствия, которое мы лишь гораздо позже научимся называть садистским, не сможет узнать возлюбленного по лицу или по фигуре в толчее грешников, в мельканье хоругвей, среди снующих повсюду людишек, молящихся или испуганных, в гуле молитвословий, между покачивающихся не в лад балдахинов и внезапно клонящихся долу изваяний, по крайней мере распознает по ленточке, розовой, либо зеленой, либо желтой, лиловой, а то и алой либо лазурной, вот он, ее мужчина, ее поклонник, он посвящает ей яростный удар плеткой и, поскольку не может говорить, ревет, как распаленный бык, но если остальным женщинам, гладящим на улицу, да и ей самой показалось, что удару не хватило силы и плетка не врезалась в тело, не оставила знаков, которые можно было бы разглядеть сверху, тогда все они хором гомонят яростно, требуют, чтобы кающийся ударял изо всех сил, хотят слышать свист плети, хотят, чтобы кровь струилась, как струилась кровь Спасителя, и между тем возбуждение их нарастает. Стоит кающийся на улице, внизу, под окном любимой, а она глядит на него сверху, при ней мать, может статься, или кузина, или кормилица, или снисходительная бабушка, или ожесточеннейшая тетушка, но все они прекрасно знают, что происходит, по недавнему опыту либо по отдаленным воспоминаниям, они знают, Бог тут ни при чем, все это сплошной блуд, и, дело возможное, дама и кавалер одновременно испытывают удовольствие, он внизу, стоя на коленях, нанося себе яростные судорожные удары и вскрикивая от боли, она наверху, глядя во все глаза на поверженного самца и разинув рот, словно для того, чтобы высосать из него кровь и все остальное. Процессия простояла достаточно времени, для того чтобы акт завершился, епископ благословил его и освятил, женщина упивается блаженной расслабленностью во всем теле, мужчина прошел вперед, думает с облегчением, что теперь ему незачем хлестать себя с такой силой, пускай это делают другие мужчины в усладу другим женщинам.

При таком умерщвлении плоти истязаниями и постною пищей неудовлетворенные желания телесные, казалось бы, должны присмиреть до пасхального освобождения, а требования природы подождать, покуда просветлеет лик Матери-Церкви, ибо приближаются Страсти и Успение. Но, может статься, фосфор, коим богата рыба, горячит кровь, а может, все дело в том, что по обычаю в великопостные дни женщинам разрешено ходить в церковь без мужчин, в противоположность остальным дням года, когда сидят они дома взаперти, конечно, речь не о женщинах из простонародья, у тех дверь из дома ведет прямо на улицу, а иные на улице, можно сказать, живут, взаперти сидят дамы из благородных, про этих говорится, что они выходят из дому, только чтобы отправиться в церковь, да и то три раза в жизни, когда должны их крестить, венчать и отпевать, для всего остального есть домашняя часовня, может статься, обычай этот показывает, как тяжко переносить Великий пост, вся великопостная пора предупреждение о неминучей смерти, уведомление, каковое должно пойти нам на пользу, вот мужчины и полагают, чистосердечно либо притворно, что женщины заняты только лишь делами благочестия, как сами уверяют, а женщина единственный раз в году обретает свободу, и если идет она не одна, дабы не оскорбить приличий, то спутница ее испытывает те же желания и ту же потребность утолить их, а если женщина между двумя церквами встретилась с мужчиной, кем бы он ни был, то служанка, к ней приставленная, за соучастие требует в уплату соучастия, и когда обе вновь сходятся у следующего алтаря, знают обе, что никакого Великого поста не существует, а мир блаженно безумен с самого рождения. На улицах Лиссабона полно женщин, все они одеты одинаково, в мантильях, голова прикрыта подолом верхней юбки, только щель оставлена, чтобы подать знак глазами или губами, условный язык, выученный в потаенности запретных чувств и наслаждений, на улицах Лиссабона церковь на каждом углу и в каждом квартале монастырь, и по улицам этим несется ветер весны, от которого кружится голова, а если ветра нет, его заменяют вздохи, они слышатся в исповедальнях и в укромных местах, пригодных для другой исповеди, для исповеди прелюбодейной плоти, балансирующей между адом и наслаждением, столь притягательными в эту пору самоистязания, алтарей, лишившихся обычных своих убранств, обязательного траура и вездесущего греха.

Между тем, если время дневное, мужья-простаки или прикидывающиеся таковыми, скорее всего, отсыпаются после обеда, а если время вечернее, когда улицы и площади полнятся толпами, пахнущими луком и лавандой, и из распахнутых настежь церковных дверей доносится бормотанье молитв, если время вечернее, мужьям становится спокойнее на душе, ждать осталось недолго, вот стукнула входная дверь, послышались шаги на лестнице, хозяйка беседует фамильярно, еще бы, со служанкой или с черной рабыней, если брала ее с собою, сквозь щели пробиваются пляшущие огоньки светильника или канделябра, муж делает вид, что проснулся, жена делает вид, что разбудила его, и если спросит он, Ну как, то нам уже известно, что она ответит, мол, умирает от усталости, ступни как чужие, коленки как не свои, но зато душе утешение, и назовет таинственную цифру, В семи церквах побывала, и говорит это с такой страстью, что либо набожность ее велика, либо велика провинность.

Но таких отдушин нет в распоряжении у королев, особливо если они уже в тягости, да еще от своего законного повелителя, каковой возвратится к ним лишь по истечении девяти месяцев, правило это принято также среди простонародья, хотя и нарушается, не без того. У доны Марии-Аны есть и добавочные причины беречься, тут и маниакальная набожность, привитая ей австрийским ее воспитанием, и причастность к уловке францисканцев, таким образом королева показывает или дает понять, что дитя, развивающееся у ней во чреве, в равной мере обязано жизнью как королю Португалии, так и самому Господу Богу в обмен на монастырь.

Дона Мария-Ана очень рано собралась ко сну, помолилась перед тем, как лечь, в сопровождении бормочущего хора прислуживающих ей дам, а затем, уже под своим пуховиком, снова принимается за молитвы, молится до бесконечности, дамы начинают клевать носом, но борются со сном, как положено мудрым, хоть они и не девы, [16] а затем ретируются, в опочивальне бодрствуют лишь огонек ночника и дама, которая проведет ночь на низеньком ложе, она не преминет заснуть, пусть снится ей все что угодно, неважно, что привидится ей под сомкнутыми веками, нас занимают трепетные мысли, еще волнующие на пороге сна дону Марию-Ану, в Страстной четверг она отправится в церковь Пресвятой Богородицы, там увидит Святую Плащаницу, монахини сначала развернут ее перед королевой, а уж потом покажут верующим, на Плащанице явственно видны будут отпечатки тела Христова, это единственная и подлинная Святая Плащаница, какая существует в христианском мире, мои почтенные дамы и почтенные сеньоры, все прочие тоже единственные и истинные, а то бы их не показывали в один и тот же час в столь разных местах Земли, но поскольку эта находится в Португалии, она из всех самая подлинная и воистину единственная. Когда еще в преддверии сна доне Марии-Ане представляется, что она склонилась к святейшей ткани, ей не удается узнать, облобызала ли она ее со всей набожностью, ибо она вдруг засыпает, и вот она уже в карете, возвращается во дворец, уже стоит темная ночь, при ней ее лейб-гвардейцы, и вдруг появляется всадник, он возвращается с охоты, при нем четверо слуг на мулах, пушная и пернатая дичь свисает в плетенках с луки седла, всадник поворачивает к карете, в руках у него ружье, конь высекает копытами искры из камней, из ноздрей у него клубится пар, и когда всадник, прорвавшись сквозь охрану и с трудом сдерживая коня, оказывается у самой кареты, свет факелов озаряет ему лицо, это инфант дон Франсиско, знать бы, из каких тайников сна пришел он и почему будет еще приходить так часто. Конь испугался, понятное дело, колеса кареты и копыта лошадей так грохочут по камням мостовой, но, сравнивая этот сон с предыдущими, королева замечает, что с каждым разом инфант оказывается все ближе к ней, знать бы, чего хочет он да и она чего хочет.