— Или пока объезжал, — заметил кто-то из таможенников. —
Может быть, это след от иглы. — Эдди уже уяснил, что эти ребята вообще ничего
не просекают. Стоит раз уколоться так близко от солнечного сплетения, которое
управляет всей нервной системой, и больше колоться тебе никогда не придется.
Это будет в последний раз.
— Дайте мне передохнуть, — взмолился Эдди. — Ты так близко
ко мне наклонялся, чтобы проверить мои зрачки, что я уже, грешным делом,
подумал, что ты собрался со мной целоваться. Ты же знаешь, что я не кололся.
Третий таможенник скривился.
— Для невинного ягненочка ты как-то слишком уж много знаешь
об этой дряни, Эдди.
— Чего только не почерпнешь из сериалов и телешоу, скажем,
«Тиски Майами», а уж про «Ридерс Дайджест» я вообще молчу. А теперь давайте
начистоту: сколько еще вы меня собираетесь здесь держать?
Четвертый таможенник показал ему маленький пластиковый
мешочек с какими-то штуками типа ниток.
— Это волокна. Мы сейчас отправим их в лабораторию на
анализ, но и без анализа ясно, что это такое. Волокна от клейкой ленты.
— Выезжая из отеля, я не успел принять душ, — в четвертый
раз повторил Эдди. — Я сидел у бассейна, загорал. Пытался избавиться от этой
сыпи. Аллергической сыпи. Заснул на солнышке. Мне еще повезло, что я успел на
самолет. Летел, как проклятый. Был ветер. Откуда я знаю, что там ко мне
прилипло.
Еще один из таможенников провел пальцем по коже у Эдди на
сгибе локтя.
— А это, стало быть, не от уколов следы?
Эдди отдернул руку.
— Комары покусали. Я уже вам говорил. Уже проходит. Боже
правый, вы что, сами не видите?!
Они видели. Сегодня этого всплыть не должно. Вот уже месяц,
как Эдди не колется в руку. Генри бы так не сумел, и это одна из причин, почему
Эдди заставил себя это сделать. Должен был заставить. Когда ему нужно было
уколоться, он кололся в левое бедро изнутри, как можно выше, там, где левое
яичко прилегало к коже ноги… как той ночью, когда желтушное существо приволокло
ему годный товар. Обычно он просто нюхал, а для Генри этого уже было мало. А
Эдди мог себя сдерживать, и обстоятельство это вызывало в нем чувство, которое
Эдди не смог бы определить… гордость и стыд пополам. Если они заглянут туда,
если они приподнимут мошонку, у него будут серьезные неприятности. А после
анализа крови серьезные неприятности могли бы обернуться уже настоящей
проблемой, но на это они не пойдут, не имея каких-либо доказательств — а
доказательств у них как раз нет. Они знали все, но ничего не могли доказать. В
этом и заключается разница между желаемым и возможным, как сказала бы его
добрая старая матушка.
— Комары покусали.
— Да.
— А эта красная отметина — аллергия?
— Да. Я подхватил ее на Багамах, только сейчас стало хуже.
— Он подхватил ее по дороге сюда, — сказал один таможенник
другому.
— Ага, — отозвался тот. — Ты поверил ему?
— А как же!
— А в Санта-Клауса ты веришь?
— А как же! Однажды в детстве я с ним даже
сфотографировался. У меня есть снимок. — Он посмотрел на Эдди. — А у тебя,
Эдди, есть фотография этой красной отметины, сделанная до поездки?
Эдди молчал.
— Если ты чист, почему бы тебе не сдать кровь на анализ? —
это снова вступил первый таможенник с сигаретою в уголке рта. Она догорела
почти до фильтра.
Эдди вдруг рассердился. До белого каления. Он прислушался к
голосу изнутри.
О'кей,— немедленно отозвался голос, и Эдди почувствовал, что
это не просто согласие: это полное одобрение. Он себя чувствовал так же, когда
Генри его обнимал, ерошил волосы, хлопал его по плечу и говорил: Молодец, малыш
— не зазнавайся уж слишком, но все-таки ты молодец.
— Вы знаете, что я чист. — Эдди внезапно поднялся со стула.
Они даже попятились от неожиданности. Он поглядел на ближайшего курильщика. —
Знаешь что, лапочка, я тебе скажу. Если ты сейчас же не уберешь от моего лица
этот гвоздь в твой гроб, я его просто выбью.
Таможенник отшатнулся.
— Вы, парни, уже перерыли весь унитаз в самолете. Господи,
за это время вы бы успели три раза его перерыть. Вы копались в моих вещах. Я
нагибался, и один из вас ковырял пальцем мне в заднице. Если проверка простаты
— это как бы обследование, то вы мне устроили в заднице целую охотничью
экспедицию. Это вам, мать твою, не сафари. Я боялся глаза опустить, я думал,
палец его у меня из члена торчит.
Он оглядел их всех.
— Вы у меня ковырялись в заднице, вы перерыли все мои вещи,
а я тут сижу в одних трусах и вы, ребята, пускаете дым мне в лицо. Хотите
анализ крови? Ладно. Зовите врача.
Они что-то забормотали, переглянулись. Удивленные.
Обеспокоенные.
— Но если вы собираетесь проводить этот анализ без
распоряжения суда, — продолжал Эдди, — пусть тогда врач захватит побольше
иголочек и пробирочек, потому что я не собираюсь мудохаться здесь один. Пусть
сначала придет судебный исполнитель, и вы все, ребята, тоже сдадите этот чертов
анализ, и чтобы на каждой пробирочке было написано как вас зовут и номера ваших
удостоверений, и чтобы потом результаты отправили в федеральную прокуратуру. И
на что вы там собираетесь меня проверять — кокаин, героин, амфетамин, марихуана,
что угодно, — вы сами тоже тогда проверьтесь. А результаты анализа передайте,
пожалуйста, моему адвокату.
— Нет, вы только послушайте, ТВОЕМУ АДВОКАТУ! — воскликнул
один из таможенников. — Этим все всегда и кончается, правда, Эдди, когда имеешь
дело с такими, как ты, засранцами? Я тебе покажу МОЕГО АДВОКАТА. Получишь ты у
меня МОЕГО АДВОКАТА. Меня тошнит уже от таких заявлений!
— Кстати, у меня еще нет своего адвоката, — сказал Эдди и
опять сказал правду. — Я и не думал, что мне понадобится адвокат. Но из-за вас,
ребята, мое мнение изменилось. Вы ничего не нашли, потому что у меня ничего
нет, но рок-н-ролл, если я правильно понял, еще продолжается. Хотите, чтоб я
вам сплясал? Замечательно. Я спляшу. Но не один. Вам, парни, тоже придется подрыгаться.
На мгновение воцарилась глухая, напряженная тишина.
— Пожалуйста, мистер Дин, снимите еще раз трусы, — сказал
вдруг таможенник, который доселе молчал. Этот был постарше. И, судя по виду, он
тут за главного. Эдди даже подумал, что, может быть — только может быть, — этот
парень все-таки сообразил, где искать свежие следы от уколов. Там они еще не
смотрели. Руки, плечи, ноги… но там — пока нет. Они были слишком уверены в том,
что он у них на крючке.