— Джейн? Тебе что, плохо? Ты вся побелела, как…
— Нет, мне не плохо. Замени меня. Когда вернешься, я все
объясню. — Джейн бросила взгляд на откидное кресло у левого выхода. — А пока
что займусь охраною дилижанса.
— Джейн…
— Замени меня.
— Ну хорошо, — сказала Сьюзи. — Хорошо, Джейн. Нет проблем.
Джейн опустилась на ближайшее к проходу откидное кресло.
Держа термос двумя руками, она даже не попыталась пристегнуть ремень. Она
[должна] держать термос под полным контролем, а для этого нужны обе руки.
Сьюзи думает, что я чокнулась.
Хорошо, если так.
Если капитан МакДональд приземлится жестко, у меня все руки
будут в ожогах.
Но надо рискнуть.
Самолет снижался. Пассажир 3А, человек с бледным лицом и
двуцветными глазами, внезапно нагнулся и вытащил из-под сидения дорожную сумку.
Вот оно, — подумала Джейн. -Сейчас он достанет свою гранату,
или автомат, или что там у него.
Как только Джейн это увидела, она едва не сняла с термоса
красную крышку своими немного подрагивающими руками. Как бы он удивился, этот
Друг Аллаха, когда он покатился бы по проходу самолета — авиакомпания «Дельта»,
рейс 901, — хватаясь руками за обожженное лицо!
3А расстегнул молнию на сумке.
Джейн приготовилась.
3
Стрелок подумал, что человек этот, Узник он там или нет,
лучше всего искушен в тонком искусстве выживания, чем кто бы то ни было в этой
воздушной карете. Остальные же, большей частью, были самыми настоящими
толстяками, а те, кто с виду казались вполне приспособленными, тоже были
открыты, беспечны: очень неосторожны. Лица их — лица испорченных и капризных
детей. А если и попадалось лицо человека, который, может быть, будет сражаться,
то было видно сразу, что прежде, чем он пойдет в бой, он будет долго и нудно
скулить. Можно прямо на их же ботинки выпустить им кишки, а они поглядят на
тебя перед смертью даже не с яростью или болью, а с тупым изумлением.
Узник все-таки лучше… но и он недостаточно хорош.
Недостаточно.
Армейская женщина. Она что-то заметила. Не знаю — что, но
она заметила что-то неладное. Она за ним наблюдает. На других она так не
смотрит.
Узник сел. Поглядел на книжку в истрепанном переплете. На
обложке стрелок разобрал название: что вроде «Магда-видит», правда, что это за
Магда и что она видит, Роланд не имел ни малейшего представления. Да и какая
разница? Стрелку совсем не хотелось глядеть на книгу, пусть даже и на такую
занятную: ему хотелось смотреть на женщину в военной форме. А больше всего —
проявить себя и взять ситуацию под контроль. Но он все же сдержал себя… по
крайней мере — пока.
Узник куда-то ехал и вез с собой зелье. Не то зелье, которое
он сам принял в уборной, и не то, которое нужно было стрелку, чтобы вылечить
свое ослабевшее тело, а то, которое запрещено законом и потому очень дорого
стоит. Он отдаст это зелье своему брату, а тот уже — какому-то Балазару. Сделка
будет закончена, когда этот Балазар отдаст им взамен другое зелье, которое
принимают они — но это только в том случае, если Узник сумеет правильно
совершить ритуал, совершенно стрелку неизвестный (в таком странном мире, как
этот, должно быть, много всяких странных ритуалов); он называется — Пройти
Таможню.
Но эта женщина видит его.
Может она, интересно, помешать ему Пройти Таможню? Роланд
решил, что ответ, вероятно: да. А что потом? Тюрьма. А если Узник попадет в
заточение, то Роланду уже негде будет достать лекарство, необходимое его
зараженному телу, которое сейчас умирает.
Он должен Пройти Таможню, — сказал себе Роланд.— Должен
пройти. И должен поехать со своим братом к этому Балазару. Это не входит в их
план, брату вряд ли понравится, но он должен поехать с ним.
Потому что этот человек, который имеет дело со снадобьями,
должен знать, как исцелять болезни… или знать какого-нибудь целителя. Человек
этот выслушает его, а потом… может быть…
Он должен Пройти Таможню, — повторил про себя стрелок.
Ответ был таким простым, таким огромным и близким, что
Роланд едва его не проглядел. Это именно из-за зелья, которое Узник провозит
тайно, ему будет трудно совершить ритуал Прохождения Таможни. Ну конечно! Там у
них, наверное, есть оракул, к которому водят всех подозрительных личностей. А
для всех остальных, рассудил Роланд, церемония Прохождения столь же проста, как
переход границы дружественного королевства в его собственном мире: нужно лишь
сделать знак, что ты присягаешь на верность монарху этого королевства — простой
символический жест — и можешь спокойненько проходить.
Он может переносить предметы из мира Узника в свой
собственный, и тому доказательство — бутер с танцующей рыбой. И точно так же он
заберет и мешочки с зельем. Узник Пройдет Таможню. А потом Роланд вернет ему
зелье.
Сможешь?
Вопрос действительно интересный. Стрелок даже отвлекся от
потрясающего вида на воду… они летели теперь над огромным океаном и уже
поворачивали к береговой линии. Вода становилась все ближе и ближе. Воздушная
карета спускалась к земле (взгляд Эдди — беглый, поверхностный; взгляд стрелка
— изумленный, как у ребенка, который впервые увидел, как падает снег). Он может
переносить предметы из этого мира в свой. Это он знает точно. А вот обратно?
Этого он не знал. Это еще предстояло выяснить.
Стрелок опустил руку Узнику в карман, сжал в пальцах
монетку.
И вышел из двери к себе на берег.
4
Когда он сел, птицы улетели прочь. На этот раз они не
отважились подойти так близко. Все тело болело, его лихорадило, мутило… и все-таки
удивительно, как его оживил малюсенький кусочек пищи.
Он посмотрел на монетку, которую принес с собой: похоже на
серебро, но красноватая полоска по краю наводила на мысль, что это какой-то
другой, не такой благородный металл. На одной стороне — профиль мужчины с
лицом, выражающим благородство, отвагу и упорство. Его волосы, завитые и
собранные на затылке в хвост, выдавали некоторое тщеславие. Роланд перевернул
монетку и так изумился, что даже невольно вскрикнул — сухо и хрипло.
На другой ее стороне он увидел орла — герб, украшавший
собственное его знамя в те далекие времена, когда были еще королевства и
знамена, их символизирующие.
Время поджимает. Возвращайся. Быстрее.
Но он задержался еще на секунду, чтобы подумать. Думать
собственной головой было гораздо труднее: голова Узника, правда, тоже была не
совсем чтобы ясной, но — по крайней мере, сейчас — его сознание работало лучше
в ней.