— Пей, не бойся, кокосовое молоко.
— Но кокос не такой? — удивляюсь я отступая назад и кося в строну.
— Они разные, но молочко только в этом.
— Смотри, а это растение похоже на фикус, — отвлекаю его внимание, тычу в дерево я.
— Это он и есть, только в своей среде фикус представляет собой огромное растение с приземистой кроной, а дома в цветочном горшке нечто другое.
Мы пробирались между пышной растительностью и невиданными цветами. Причём не заметить я не могла — расцветки цветов сочные. Каждый куст не похож на другой. Жмурюсь от ярких цветов. Никогда бы не подумала, что это может так бить по глазам. Его тело рядом. Касается меня. Это пытка, а ему хоть бы хны или он притворяется… Я, чтоб отвернуться от него, сунула нос в красный граммофончик. Красиво, но запаха никакого. Нежная растительность касаясь ласкает кожу. Он прав. Необычное чувство охватывает тело, душу. Какое-то срастание, объединение с природой. Причастность что ли к ней. Лёгкость не лёгкость, а хочется взлететь. Потребность обнять весь мир плещется у горла и лёгкий ветерок шевелит, словно крылья бабочки, мои волосы за спиной, подталкивая к полёту. Я осмотрелась. Буйные заросли, озеро, порхающие птицы невообразимых форм и расцветок. Рай именно таким он и был. Вот так же бродили Адам с Евой. Только чего так вытаращились на нас эти диковинные пернатые.
— Я знаю, о чём ты думаешь, птенчик, — прервал затянувшееся молчание он.
Откуда, он не может этого знать…
Но он выдаёт:
— Так же гуляли в садах Эдема Адам и Ева, ну? — он смеётся и добавляет. — Здесь нельзя думать о другом, на ум всем приходит именно это.
Кивнув, я отвернулась к цветущей лиане, ползущей по дереву вверх. Ева?! Конечно, я сейчас Ева. Я представляла себя в эту минуту: водопад золотистых волос, загорелое тело с узкими белыми полосочками, зелёные, точно омуты глаза. Наверное, я прекрасна, уж не дурна — это точно. Не хуже Евы положим. На принцессу, конечно, не тяну, но мне и не надо. Подумаешь принцесса. Чтоб спрятать своё смущение, шагнула в гущу пурпурной листвы и наколов ногу вскрикнула:- Ай!
— Что такое? — метнулся он, подхватив на руки.
— Наколола, — прошептала я, пряча лицо за его головой и предпочитая его телу разглядывать фантазии матушки-природы по сторонам.
Но он отвлёк меня вопросом:
— Куда ты хочешь пойти?
Глупый вопрос. Мы нагие. Он держит меня на своём обжигающем теле и задаёт такие идиотские вопросы. Да пока мы говорим, я превращусь в головёшку. Выдыхаю:
— К водопаду.
— Понравилось?
Я кивнула. Взглянуть на мир изнутри водопада, это то, чего мне сейчас хотелось. Его руки хозяйничают на моём теле, правда, по делу и никаких попыток ухаживания. Интересно на сколько его хватит. Горло постоянно перехватывало. Глеб прошёл сквозь переливающийся бриллиантовыми нитями поток, и мы оказались в уединении с собой. Весь этот чудный мир отделяла от нас стена воды и брызг. Безумие. Меня не спускали с рук, капли жемчугом катились по разгорячённым телам. Мы играли в опасные игры. Это была моя ошибка. Не надо было сюда забираться. Думала вода остудит тела и голову, но всё наоборот… Здесь только нас двое, безумных от любви и желания. Надо немедленно бежать отсюда. Поздно, — подумала я, не в силах оттолкнуть горячие губы, собравшие капли с моих зажмуренных ресниц и спешно захватившие сладким поцелуем рот. А руки огнём и страстью пролетевшие по моему телу прижали к себе. В конце концов, психологи со станиц популярных изданий регулярно советуют уступать себе и по возможности баловать…Бог с ними, с принципами… Песня водопада убаюкивала, губы засасывали поцелуем, низ живота ныл, а голова горела. Он отпустил, чтоб набрать побольше воздуха. Какой-то миг, но мне хватило, чтоб опомниться. Вот так и влетают в расставленные обольстителями сети глупые головки. Мужчины профессионалы паутину плести, когда им невтерпёж. Только уши развесь. А я не только развесила, но и лапки сложила. А вдруг всё правда и это одно на двоих счастье? Но как бы там не было, а я воспротивилась:
— Глебушка нет. Нельзя. Я не могу.
— Но почему? Ириш, я ж не делаю ничего плохого. Только целую. Тебе не нравятся мои ласки?
— Нравятся. Господи, Глебушка, дело не в этом… Как сказать не знаю…
— Скажи ещё раз Глебушка, а? — попросил, улыбаясь, он. — Так в чём дело?
— Во мне дело, понимаешь. Я горю так, что вот-вот взорвусь. Я полезу, ты не оттолкнёшь…
— Малыш, это говорит о том, что я тебе небезразличен. Ты хочешь меня, да?
— Глебушка, я не могу. Я принадлежать и любить поклялась только одного человека — моего мужа.
Глеб поморгал округлившимися глазами. Хотя с чего. Примерно что-то в этом роде он от неё и ожидал услышать. Правда, кому нужны теперь эти формальности, чтоб заниматься сексом… Но ведь ему и нравилась она за это. Что не такая, как все. Совершенно особенная.
— Вот дурёха, так и будет, ты и будешь принадлежать только мне, — он сделал паузу и взглянул на меня. Я слушала его, затаив дыхание. Он продолжил:- Только не падай в обморок. Мы прямо отсюда заезжаем в маниципалитет и регистрируем наш брак.
— Глеб, что ты говоришь. Я окончила только первый курс и не собиралась замуж. Меня убьют дома. — Поняв всю серьёзность вопроса, напугалась я.
— Ириша, ты же взрослая барышня. А я собирался? и я не собирался. Но так случилось. Две гуляющие по свету половинки слились в одно. Я не смогу жить без тебя.
— Я без тебя тоже, — прошептала растерянно и я.
— Ну вот. Так зачем же испытывать судьбу.
— Но у тебя наверняка были женщины.
— Отрицать глупо. Но разделить со мной судьбу никому не предлагал. Ни с кем не захотелось проспать всю жизнь в одной постели.
— Глеб, я не готова стать вот так запросто взрослой женщиной. Ведь это же обязанности, ответственность… К тому же военный институт. Три года я должна прожить на казарменном положении.
— Ну, хорошо, давай распишемся и никому не скажем. Это будет только нашей тайной. Как тебе такой вариант?
— Я должна подумать.
— Сколько тебе надо?
Это был нажим и я выставила рога.
— Не торопи и давай выберемся отсюда на солнышко, эта интимная обстановка сводит меня с ума.
Он шагнул сквозь пелену соблазна и мы вновь оказались в райском саду. Глеб сорвал цветок и пристроил мне его в волосах. По дороге я тоже потянулась за цветком, пытаясь потрогать показавшуюся мне бархатной вороночку. Глеб одёрнул:
— Не трогай. Нельзя.
— Почему? — не поняла я.
— Это животное, а не цветок. Причём ядовитое. Укусит, будет болеть.
Я отдёрнула руку и всмотрелась в его лицо. Не похоже чтоб шутил.
На веранде опустил на стул, проверил ногу. Замазав мазью, залепил пластырем. Моё удивление читалось на лице: