Проклятая война - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Сурская cтр.№ 93

Рутковский опешил. "Маразм!" Пока приходил в себя она прикончила свою речь и отёрла губы концом платка.

— Много наговорила стара, — буркнул он, отворачиваясь. "Этого только не хватало…"

— Потому и говорю, что стыдобища. Народ тебя на руках носит, а ты себя блюсти не можешь. До уровня своей головы не дотягиваешь.

Рутковский понуро глядел на неё. Видно было, что он не очень хорошо понял факт такое наезда на себя. Сам не зная почему, он, взглянув на неё мягче, принялся оправдываться:

— Да не герой я, Аграфена Никитична, человек, причём самый обыкновенный. И грехов на мне по самую макушку. А насчёт "воробушка" вы ошибаетесь.

Разве он думал, что баба вздумает ему это всё разжевать.

— Ну да, ну да. Где уж мне. Ты в бабах не силён. Опыту маловато. Хотя кубатура и фасад твои стоящие. А я, мил человек, всяких повидала, а вот ты, похоже, первый раз в такое дерьмо въехал. Оно и понятно война. К тому же возраст самый кобелиный. Орлом ещё полетать охота. Слышал присказку: "Все кошки белы и с добрыми глазами", — сказала мышь и очутилась в кошачьем желудке. В бабах разобраться может только баба.

Ужас! Он пристыжённый словами старой выработанной женщины, отвернувшись, уткнулся в бумаги, скрывая своё неудовольствие и волнение, попробовал изобразить, что занят важными делами. В тоже время понимая, что она права и права абсолютно во всём, чувствовал себя не лучшим образом. Он вот-вот потеряет семью, Люлю. Ада отрежет, как заплесневелый кусок. Влез, запутался и убежал от проблем, спрятавшись на переднем крае. Понимает же, что не отсидится, и никто за него этот узел не разрубит. Захотела рожать. Отправить тихо не получилось. Уезжать добровольно заартачилась. Не выпирать же шумом. Этого ещё не хватало. Всё вышло из-под контроля. Не ожидал он от неё такого напора. А с женой… Всё равно придётся решать и от разговора с Юлией не уйти, он знает и пытается оттянуть свой конец. Этого она ему не простит. А может поймёт, ведь она любит его, у них одно сердце на двоих, она не сможет его разорвать на двое, оно истечёт кровью и у неё и у него, тогда они погибнут оба… И, наверное, она уже давно в курсе. Но тогда почему молчит? Вчера позвонила, спросила, как дела и жив, здоров ли и ни словечка? Господи, а что скажет Адуся? А может всё же они ничего не знают!? Зло и обида разрезали грудь: "Это запутала жизнь "воробушек", я всё взвесил и рассчитал. Осложнений быть не должно было и вдруг такой поворот". Он курил папиросу за папиросой, а Агафья не отставала бурча:

— У тебя жинка, бают, молодая да справная. Дочка лапушка, так пошто ты мараешься? Ты подумай, головой своей умной: все отцы командиры мужики не без греха и только о тебе судачат. Не хотела б "воробья" твоя тебя марать, никто не знал бы, что ты с ней валандаешься, вот тебе мой бабий сказ.

Ох, как много раз тот вопрос торчал у него в голове, но ответа он так и не нашёл. "Нет, не популярность тут причина. Тогда что? Неужели Агафья права? да нет, такого просто не может быть. Девчонка же совсем, откуда взяться ловкачеству". А бабка шла дальше гнуть свою линию:

— Мне постояльца терять не хочется. Голодно. Кусок хлеба не лишний. А возле тебя я кормлюсь. Но и ты нам всем дорог. Фрицев гонишь, они тебя боятся.

Он не выдержал, встал и вышел на крыльцо. В калитку вошёл Казаков. И с ходу озадачил:

— Константинович, Галка звонила, просила приехать.

Он покачал головой:

— Надоело, не могу. Своевольничает, пусть катится к лешему. "Пора ставить точку"

— Не кисни Константинович, рассосётся всё как-нибудь.

— Первый раз слышу, чтоб живот рассосался. Рецепт знаешь, подскажи. Я домой не могу ехать. Юлии в глаза не знаю, как посмотреть. Ведь я люблю жену безумно. Дочки боюсь…

— Так хорошо и весело шли… и здрасте вам. Сам ничего не пойму, неужели нельзя было накрутить ей хвоста, запретить?

Рутковский открыл было рот, чтоб сказать то, что рвало его на части, мол, сам дурака свалял, но не решился. Раскуривая новую папиросу сказал иное:

— В этот раз не вышло, как бес в неё вселился и понимаю я в этом не меньше тебя. Кто б знал, что в их бабьих головах делается. Как подумаю во что влез, голова кругом идёт. Это мы здорово с тобой, связавшись с ней, ушли от проблем.

Казаков растёр носком песок под ногой и косо сказал:

— Чего печалиться, жена отвалит, с Галкой останешься. Молодая, красивая. Всю жизнь в рот смотреть будет. Тут ребёнок, там ребёнок, ничего не изменится.

Рутковский побелел. Отшвырнув окурок зашипел:

— Ты не понимаешь, я не могу потерять Люлю. Она для меня точно воздух. Хоть его и не замечаешь, но без него нет жизни.

— Любились же с Галкой-то…

— Вася, кто-то точно сказал, что любовь-это когда жертвуешь собой ради другого, ничего не ожидая взамен. Так любит Юлия, "кресты" доказали это и сейчас именно поэтому она терпит моё баловство. А Галина — птичка перелётная, пристроилась и ждёт, клюя клювиком, когда я семью брошу и её на свою фамилию перепишу. Не дождётся. Я учёный. Жизнь научила сравнивать и ценить.

Давая понять, что разговор на эту тему окончен, отвернулся. Лучше думать о деле и выкинуть тех баб из головы. К агрессивной Аграфене возвращаться не хотелось, и он с сожалением оглянувшись на серый покосившийся домик, боком прижавшийся к саду с густым зарослям малины, вместо отдыха отправился в штаб. Оттуда поехал на передовую. Отказавшись от сопровождения, пошёл один по траншеям и землянкам. За поворотом послышался разговор. Услышав своё имя, встал, как вкопанный. Им восторгались, а ещё жалели, предполагая, что он разрывается между двумя женщинами. Вот это да! Рука сама, не контролировано сдвинула фуражку на затылок. Дожился. Растерянность быстро переросла в возмущение: чем у них головы забиты, полная ерунда. Это действительно чушь. Для него всегда была только одна любимая женщина, это Юлия. "Воробушку" был благодарен за то, что скрасила его нелёгкие фронтовые будни. Ему жаль было её, но это всё. Разрыва с семьёй допустить не мог. Семья всегда была для него на свете самым важным. Да что там важным. Всем… Опять же она добровольно и со всей душой в то дерьмо влезла. Нарушив запрет, догнавший его командир, покрякав в кулак развёл руками. Мол, извините, что с них возьмёшь. Идти вперёд было неудобно, и он, посмеиваясь, отправился в другую сторону. Вдруг обожгло: раз так широко обсуждает его жизнь народ, значит, мало вероятно, что Юлия и Ада не в курсе. "Каково им и, что мне делать? Вот заварил кашу. Но с другой стороны- Люлю умница и должна понять и принять. Он для них двоих старался. Если он Люлю подарит сына, разве она не обрадуется?! Ведь худа без добра не бывает. Насколько я её знаю, Люлю непременно будет рада. А если нет? Да после такого потока грязи… О, Боже!"

Я в своей жизни не хотела перемен, поэтому и не торопила время. Костя молчал, мы почти не виделись. Ссылаясь на занятость и серьёзность момента, проводил всё время в штабе или обходил передовые позиции. Примечая всё зорким глазом и беседуя с людьми. Я извелась, пытаясь понять причину такого его бегства. Толи он решил уйти к "воробушку" и поэтому избегает меня, толи ему наконец-то стало стыдно и он, как мальчик прячется именно поэтому? Но кто б мне сказал, какой вариант правильный? Я его, конечно, не дёргала и не торопила с объяснениями, но это не выход… Извёл себя, меня… Мы жили на пороховой бочке. А он сутулит плечи, отводит глаза и молчит. Значит, нет смысла лезть сейчас с советами самой. Надо ждать. Сколько? Сама я придумать ничего не могла. Да и что тут придумаешь… Помня наставления мамы, как оказалось по жизни весьма правильные, не лезть первой с вопросами, молчала и усердно делала вид, что знать ничего не знаю и ведать не ведаю. Только муж с откровениями не торопился, и сколько б я не пятилась, мне пришлось выбирать: действовать самой или дальше плыть по течению. Однажды, видя, как он спешно собирается в Ставку, меня озарило, и я принялась на манер дочери канючить, пытаясь сесть ему на хвост. Сначала он встретил это в штыки, а потом вдруг уступил:- "Собирайся. В театр сходим". Театр ни театр, а я поторопилась. Этот порыв придал мне силы. Вёл он себя насторожённо, стараясь под любым предлогом держаться подальше от меня. Я уже от боли и горечи ничего не чувствовала. Все его хитрости шитые белыми нитками мне хорошего не сулили. Но топтаться на месте больше нельзя. Нравится мне это или нет, но эта история стала частью его, а значит и нашей с Адой жизни. Я бессильна изменить что-то в уже случившемся. Надо идти вперёд с открытым забралом и раз и навсегда определить своё настоящее и будущее. Страшно… А, ладно, что будет-то и вырастет. Придётся согласиться, что главной фигурой в критической ситуации являюсь я и решиться на действия в этом разрезе. Сам он, похоже, не заговорит, придётся опять уступить и самой расстараться. Иначе я сведу себя с ума, да и он на стенку полезет. Так ведь и из гуся не долго вырастить жирафа. И там и там шея, только у последнего мощнее и длиннее. И если гусь шипит, то тот благополучно меня и задушит. Выбор не большой: либо я решаюсь и беру ситуацию и процесс в свои руки, либо жизнь меня задавит. Любые события не бывают плохими или хорошими, это, как говорится, как на них и с какой стороны посмотреть. Вот я должна даже эту дерьмовую ситуацию использовать с выгодой и приобретением для себя, а не с потерей. Опять же, если прикинуть на себя худшее и остаться в Москве, подальше от его нового счастья лучше, чем жить с ними рядом. Так я убалтывала себя. Долетели мы благополучно. Меня завезли домой и я, засучив рукава и вооружившись тряпкой и водой принялась за уборку. Целый день с усердием драила квартиру, но не думать о нём всё равно не получалось. Избавив комнаты от пыли, встала у плиты. Надо приготовить ужин. Руки работали, а голову не отпускало — это произойдёт сегодня. Уже через несколько часов. Я сама предпочла такой ход событий.