Проклятая война - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Сурская cтр.№ 77

Они пусть трудно, но двигались вперёд. Это был не лёгкий путь с непрерывными ожесточёнными боями. Словно раненный зверь огрызалось воинство фюрера, но они не замедляя наступления, шли вперёд. На войне, как на войне.

Здорово! Над Кремлём взлетали опять огромные букеты из разноцветных огней. Москва салютовала новым победам, салюты гремели теперь каждый день. Я радуюсь: Нежин, — это уже Украина. Костю не остановить, он дойдёт до Крещатика. Сегодня был не простой день. С самого утра опять же пришлось отражать атаки Адуси. Грозит побегом на фронт. Эта бедовая стрекоза может запросто организовать такое дело. Пришлось пообещать, что отпущу к отцу. Потом целый день беготни. Ноги как будто кто-то налил свинцом. Хорошо бы полежать хоть часик. Но идею об отдыхе придётся отбросить, а то не успею приготовить ужин. Ругая осень, сняла промокшие ботинки. Здесь дрязга, а что делается на фронте на разбитых войсками и раскисших от дождей дорогах, это вообще мрак. Сегодня у меня окончательно сдали нервы. Мне решительно требовалось поговорить с кем-то, но с кем? Как жаль, что Нину вызвал муж и она теперь рядом с любимым. Значит, буду молчать и хоронить всё это в себе. Если б можно было поговорить и увидеться с Костей. Война откатывается всё дальше и дальше к границам. Это хорошо и ужасно. Мы видимся реже и реже… Как всё плохо.

Вот и ещё один военный день ушёл в историю. А его всё нет и нет… "Пора бы уж Богородице пожалеть меня и подсказать главнокомандующему его вызвать в Ставку". Возвращалась медленно. Постояла у репродуктора. Люди запрудили весь тротуар. Толпа росла, в неё как реки в море вливались всё новые и новые слушатели. Я огляделась: лица мужчин были суровы, а женщины вытирали слёзы. Говорил Сталин. Убеждённо, хорошо говорил, с первыми его речами, что слышала она в начале войны, не сравнишь. Естественно, теперь мы побеждаем, а не отступаем. Придя домой первым делом, поставила чайник и кастрюльку с водой для макарон. "Откроем тушёнку, и будет сытно". Почти прорезав крышку до половины, прервалась, постучали в дверь. Нож, вырвавшись, упал на пол. "Придёт мужчина". Сердце от неожиданности улетает в пятки. Стук повторился. Вспоминаю, что оставила в замочной скважине ключ. "Зря панику развела, возможно, это Адуся из-за моей оплошности не может попасть в квартиру". Лечу к двери, поворачиваю ключ… "Костя!" Улыбающийся, как всегда с подарками, его вызвали в Ставку. С ходу подхватывает на руки, осыпает поцелуями, кружит в безумном танце и прижимает к себе. Вдыхаю его запах в себя, стараясь раствориться в нём и запомнить. Сколько не пяться, когда спину подпирает стена, приходится решаться на что-то, выбирать. До меня дошли слухи, а говорили жёны вернувшихся с фронта членов Военного совета, что у Рутковского там такая любовь, ну просто, как в романах, а он вынужден обеднять себя романтикой и счастьем с ангелочком из-за мегеры жены, которой обязан тем, что ждала его после ареста. Мне не повезло или уж так было задумано небесами, только я опять услышала разговор случайно. То, как они прошлись потом по мне, было уже ерундой. Осень мерзкое время. Дождь, и грязь душа не на месте, а тут ещё постоянное дёрганье её за верёвочки. Можно было пропустить, конечно, мимо ушей, но я застряла на этом, как телега в раздолбанной колее. "А что, если это правда, и дела обстоят именно так?" Ехидна засела в моей голове и, чувствуя себя комфортно, не давала дышать. Мрачные мысли всё чаще посещали мою несчастную голову. Душу захлестнула обида. "А вдруг всё ложь и обман?! И он действительно мучает себя, считая мне чем-то обязанным?" Я не хочу ему причинять боль и отбирать у него счастье. Мне больно, но я отпущу. "А что, если он удумает жить на две семьи… У мужиков нет ни сердца ни мозгов от них можно ожидать что угодно". Нет, нет — этот номер у него со мной не пройдёт. Либо мы с Адусей, либо фронтовая подруга… Мысли не просто обстреливали, а гнали на меня танком безжалостно расплющивая. Ой, как плохо держать это всё в себе, но не делиться же с кем попало подобными переживаниями. Лучше замкнуться в себе. И вот хожу эти дни и делаю что-то, как деревянная. Куда ж деваться-то: надо делать, надо жить. Кругом, как в вакууме. И вот он тут, и я на его руках, его глаза переливаются чистым ручьём, а губы, обдавая табачным дымом, уже взяли рот в плен. Я безумно рада его такому неожиданному приезду, но жаба горечи и обиды душит, не давая сделать спасительный вздох. Чтоб не обидеть, я прижимаюсь тихонечко к его обтянутой кожаным пальто груди и молчу. Сейчас он мне особенно, кажется большим и красивым. Выкручиваться с ним не легко. За совместную жизнь он тоже меня изучил. Настораживается, потухает, и идёт, не спуская меня с рук, к дивану. Опускает и осторожно заглядывает в глаза.

— Люлю, подними на меня глазки. В чём дело, любовь моя, ты не рада меня видеть?

"Рада, ох как рада! Просто жизнь обглодала все мои косточки…"

— Костик, — проглотив булькающий в горле комок, выдавливаю из себя я. И, наконец, поправляясь, говорю: — Костя, не торопись, если не сейчас…, я потом не скажу. Потому что, я воспользуюсь возможностью счастья с тобой и опять промолчу. А это не правильно быть такой эгоисткой. Я не хочу воровать его у тебя…

Вот как! У Рутковского засверкали смехом глаза. Их васильковый свет манил и притягивал.

— Я не против Юлия, воспользуйся, — улыбнулся он. — Я так скучал, милая! — Но, наткнувшись на моё взволнованное лицо, осёкся. Устало опустился рядом, пристроил голову на дышащей жаром и испугом груди и выдавил из себя:- Так что ты хотела мне сказать?

Я так трудно шла к этому разговору и промолчать, ради него не могла. Вжала ногти в ладонь. Смотреть на него, как на чужого у меня не получалось. Но я должна сказать, должна… даже если это было только моим воображением. Я поправила на своей груди складочки, на нём воротничок и выдала:

— Я вот тут решила… Если ты прикипел там сердцем и у тебя любовь, то не раздирай себя на двое. Тебе, возможно, уже и неприятны те заезды к нам. Ведь приходится ловчить, насиловать себя. Не мучайся, забудь о нас. Мне больно, но я справлюсь. Я люблю тебя и не хочу, чтоб ты страдал. Не волнуйся, я выстою, а ты живи, ты заслужил.

Мне было страшно жаль себя, но я всё это сказала.

Он подскочил. Обиженно вскрикнул:

— Но почему? Что заставляет говорить тебя подобные слова, когда всё так хорошо?

— Потому что это правда, Костя. Нам не надо причинять друг другу боль, — сказала я устало. — Наберись храбрости и признай, что твоё сердце принадлежит другой.

Слушал и ушам своим не верил. Он-то жил после её разрешения спокойно, не испытывая страха разоблачения. Считал, что всё разложено по полочкам и понятно и её тот пустяшный вопрос не очень тревожит. А теперь что?

Возвращаясь с небес на землю, он рубанул рукой, словно желая отсечь от них обоих её страшные слова.

— Люлю, милая, что ты такое говоришь?! Как забыть? Зачем? С чего вдруг? Только не это! Я с трудом соображаю… Моё сердце принадлежит только вам с Адой. Об другом варианте не может быть и речи. Мы ж договорились… Ты передумала?

Ох, что за нескладное объяснение. Передумала ли я? Да я сразу была против… Меня это душит, а он разводит руками и не понимает: "Ты что, я ж без любви, просто война…" Как будто мне от этого легче! Горло в тисках, но говорю: