Проклятая война - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Сурская cтр.№ 58

Когда боль, заключив союз с тревогой за него, особенно изощрялись в моих терзаниях, я запиралась в комнате, залезала с ногами на диван, брала томик стихов Пушкина и начинала в сотый раз перечитывать его. Но строчки великого поэта на этот раз вместо успокоения унесли в ту же плоскость. Борьба за свет с тенью, за лучшую долю, за жизнь и любовь… Человеку свойственно бороться. Он выживает борясь. Моя жизнь не просто моя. Она сплетена с Адусиной, его… Значит, я ответственна принимая решения и за их жизни. Но ведь и он тоже… Почему я думаю, об ответственности перед другими, а он нет. Ведь именно близкие любят и ждут вопреки всякой логики. И именно они находятся под ударом при совершении неверного шага или ошибки. Каждый должен отвечать за свои шаги по земле. Нельзя выезжать на терпении близких, эгоистично пользуясь им. Два пути. Как быть: обидеться и наказать или разобраться, простить и быть счастливой? Но это непростая борьба с бедой, с собой…

Тихо передвигались вокруг женщины. Тихо делали своё нужное для фронта дело. Это не пушки и не снаряды, но посылки так ждут на фронте.

Возвращалась домой. А рядом спешили тоже женщины. Усталые, простые. Их молодость выпала на военные и выпадет на послевоенные годы. Она жалкая, голодная, нищая и для многих безмужняя, но они будут счастливы даже крохам- яркому платочку, новым туфлям, случайной любви… Это их время и их жизнь.

Они летели туда, где шли напряжённые бои. Самолёт Ли -2 поднявшись с московского аэродрома взял курс на Сталинград. Летели на небольшой высоте, избегая возможности встретиться с немецкими истребителями. Война начинала учить хитрости. В салоне висела непростая тишина. Жуков дремал. Рутковский смотрел в окно. Под брюхом самолёта проплывала берущая землю в оборот осень. Её лоскутный наряд рвал глаза. Унылые пустотой поля и растерзанные дороги выворачивали душу. Дальше, за Волгу, отступать нельзя. Он и не будет отступать. Для него нет туда дороги. Живой ли, мёртвый ли он останется здесь. В глазах опять встала Юлия, хрупкая, беззащитная, в один миг превратившаяся в непробиваемую скалу. О такой Юлии он подозревал и раньше, понимая, что выжить и выстоять тогда, в 37, и добраться беженкой до Новосибирска могла только такая, но видеть ему не довелось, при возвращении из "Крестов" к нему метнулась мягкая, нежная женщина. И вот перед ним камень. Такую Юлию он не знал и боялся. Беря во внимание те "крестовские" прожитые годы без него, от неё сейчас можно ожидать любого решения и поворота. Вся надежда на Адусю. Она должна помочь. Жаль, что не успел поговорить… Самолёт начал резко снижаться. В животе всё напряглось. "Кажется, садимся". Осмотрелся. Выжженная солнцем степь. Показалось, что снова оказался в пограничном посёлке Забайкалья. Кругом пустынно и голо, никаких рощ, лесов. Под ногами и на зубах песок. Один тяжёлый ветер ровняет пожухлые травы и с остервенением гоняет по небу рваные облака. Если судить по забайкальским степям, то осень здесь начнётся внезапно. Там, как правило, это происходило с появлением сильных ветров. Воспоминание о знойном степном лете выветривалось в мгновение ока. И уже не верилось, что несколько дней назад изнывали от жары, мечтая о той минуте, когда, наконец, задует хоть слабый ветерок. А когда такой момент настаёт, мечтаешь лишь об одном, чтоб он неугомонный заткнулся и дал передышку. Получается, на живого человека не угодишь. После посадки, сразу же отправились к ожидающим их машинам и на наблюдательный пункт командующего Сталинградским фронтом. Там шёл напряжённый бой. Он шёл уже третий день. Вражеские позиции занимали высотки, советские части находились на виду у фашистов и те поливали их снарядами и минами. Среди залёгшей пехоты дымились подбитые краснозвёздные танки. Их просто расстреливали прямым попаданием. Немцы силами танкового корпуса и двумя мотострелковыми дивизиями, обращёнными на север и ещё танковой и пехотной дивизиями — фронтом на юг, держали коридор. Которым они вклинились, упираясь в Волгу. Ширина этого коридора не превышала десяти километров. Но вся соль заключалась в том, что он проходил по возвышенностям, а советские войска торчали в низине. Фашистское командование во всю искало слабину в обороне русских. Над позициями, не давая покоя, висела вражеская авиация. Бомбила не только войска, но и город, причём очень сильно. Над Сталинградом стоял сплошной дым. За день бомбёжки исчезали целые районы. Рутковский понимал, цель у врага одна — разрушить город до основания. А он истерзанный, не сдавался, стоял на смерть, собираясь уйти в бессмертие, но не быть полонённым. Против наших войск была переброшена 6-ая полевая армия, известная по сражениям на полях Западной Европы. Её командующий генерал-полковник Фридрих Паулюс-не новичок в нацистском генералитете. Рутковский понимал, на берегу великой реки развернётся невиданная в истории битва. Оценив объективно сложившуюся обстановку понял, что для успешного решения задачи не хватает средств и сил. Опять на лицо желание не соответствует возможностям войск. К вечеру поняли все, что наступление и на этот раз не даст результатов. Войска захлёбывались потерями, но прорвать оборону не могли. Жуков, отправляясь на командный пункт фронта, пригласил поехать и его. Удивило, что управление и штаб Юго — Восточного фронта перебрались на восточный берег Волги. В той обстановке это выглядело очень странно. Войска ведут бои на одной стороне, а штаб на противоположной. Рутковский всегда считал, что командующий должен быть там, где сражаются его войска. Легче управлять и люди будут драться увереннее. Кое-как вырытые землянки служили плохой защитой от снарядов и дождя. Через наспех сделанное перекрытие сочились мутные струи. Посмотрел: место крайне неудачное. Открытое, к тому же хорошо просматривалось с воздуха. Ознакомившись со всех сторон с обстановкой Жуков приказал Рутковскому принять командование Сталинградским фронтом. Знал, что к этому идёт, и попросил Жукова предоставить ему возможность самому командовать войсками. Глаза того полыхнули гневом. Рот перекривился. Он резко прошёлся по комнате из угла в угол, остановился у стола, снял и тут же положил на место трубку телефона. Костя готов был принять на себя его взрыв. Но тот взял себя в руки и сказал:- Командуй!

Жуков в тот же день, сухо попрощавшись, сел в самолёт. Рутковский наблюдал до тех пор, пока машина, взвив в небо, не взяла курс на Москву. Волновался ли он, беря на себя такую ответственность? Да, безусловно. Уже накопленный опыт и уверенность в себе, давало надежду. К тому же он знал, выживет или умрёт здесь. Опять же, раз Жуков уступил, значит, уверен, что дела и без него пойдут, как надо. Улучив минутку сел написать письмо домой. "Дорогие мои! Перелёт к новому месту совершил благополучно. Уподобился перелётной птице и потянулся на юг. К работе приступил с первого же дня и со всем остервенением и накопившейся злобой направил усилия на истребление фрицев-этой проказы… Наступит время, и фрицы будут биты так же, как били их при Александре Невском.

Теперь немного о себе. Здоров и бодр. Несколько дней жил в землянке — чаще бываю в разъездах. Теперь живу временно в деревянном домике. Вот это подлинно избушка на курьих ножках. Возможно. В недалёком будущем условия улучшатся, но некоторое время ещё придётся возвращаться в землянку.

Здешняя местность — копия Даурия. И когда я вылез из самолёта, невольно стал искать глазами даурский городок. Растительности никакой. Голые сопки и степи. Уже несколько дней дует сильный ветер и поднимает столбы пыли. Придётся заводить себе очки, а то начали болеть глаза. Зато зубы чистить не надо — прочищаются песочком, который постоянно трещит на зубах.