Проклятая война - читать онлайн книгу. Автор: Людмила Сурская cтр.№ 47

— Я уже столько за эти дни намотала, что боюсь усы отклеятся… Как мне ему, себе, помочь, если он не пускает меня в ту жизнь, неужели не понимает, что от этого нам только хуже…

— Доверься — ка ты своему инстинкту и зову сердца…

— … Богу и судьбе, — дополнила тот список я. — А что мне остаётся.

— Слышь, Юль, ты не торопись, не гони пока коней… Потом на холодную голову подумаешь и решишь. Нельзя к жизни однобоко…

Молча киваю. Что там "торопись не торопись"… в чувствах одни разочарования, предательство и грязь… А без чувств весь мир, как белый больничный халат. Как решить этот ребус мне пока не ясно. Нине не понравился мой кивок и она внимательно на меня посмотрела. Я вдруг увидела себя со стороны и ужаснулась. На что похожа? Не хватало ещё, чтоб жалели. Я улыбнулась и помахала ей рукой. Нина столько возится со мной, пора брать себя в руки и определяться. Как-то не верилось, что всё происшедшее касалось меня и Кости. Ещё вчера жила с одной тревогой. Война, опасность, возможность потерять его и огромная надежда избежать беды и вдруг такое… Боль совершенно другой беды и потери, казалось бы мирной и о какой не думалось и не бралось в расчёт, взяла в тиски сердце и душу… Я сильная, я справлюсь. И всё же, как ты мог, милый, влезть в прокисшую кашу. Я думать не могла, что в такое время голова может быть забита ещё чем-то нежели ненавистью к врагам. О появлении в безумно тяжёлый для страны момент на моём горизонте охотницы, как "воробушек", я не рассчитывала. Не факт наличия у него женщины подкосил меня, а именно охотницы-соперницы. Это меня застало врасплох. Если даже Нина права и он использует её "матрасом" ни о чём таком возвышенным не думая, то она нацелилась на него, а я не смогу отсюда, издалека, конкурировать с ней. Она там возле Костика, а я, повязанная по рукам и ногам Адой, далеко от него. "Воробушек" приложит всё старание. А я проигрываю во всём. Он завязнет, увлечётся…, я потеряю его. А сейчас надо не показывать вида, постараться выглядеть, как обычно, прийти на работу и больше не срываться. Пусть сгорит сердце, но никто не услышит от меня ни единого стона. Больше нет Люлю, есть Юлия Петровна.

Женщины встретили насторожённо, внимательно всматривались в моё осунувшееся за тяжёлые ночи лицо, но с разговором не полезли. Возможно, побоялись Нины стоявшей за моей спиной. Вскоре нам раздали задания, и я уехала по объектам. Работа действительно отвлекает. Может, зря я так зациклилась на себе, кругом общее горе, потери, почти в каждой семье беда… Да, но то потери от войны, а у меня элементарная измена, которая не раскладывается на всех, а давит только одну меня. И этот груз нести мне одной, его не переложишь на чьи-то плечи, не разделишь пополам…

Вечером, у метро Нина спросила:

— Юлия, ты как?

— Спасибо и не волнуйся. Страшное уже прошло. Раз начала работать голова, значит, справлюсь…

Мне трудно было признаваться в своём бессилии перед жизнью, гораздо комфортнее чувствовалось- молодцом. Не успела об этом подумать, а Нина огорошила новым вопросом от которого я ещё острее ощутила внутреннюю пустоту:

— Как собираешься жить дальше?

Я с удивлением и тоской смотрела на неё с боку: "Как без него жить?!" Это положение маскировало меня, но я решила не играть в прятки с этой сильной женщиной.

— Не знаю. Ели признаться честно, то одиночество пугает. Рассчитывала всю жизнь прожить семьёй. Не знаю… Но не волнуйся я пришла в себя. Буду думать не без того, но… без глупостей.

— Тогда пока и до завтра.

Она сделала пару шагов и встав окликнула меня:

— Юленька, знаешь что, научись- ка ты приспосабливаться, раз уж война и муж поставили тебя в такое деликатное положение.

Я поблагодарила за участие, кивнула, что, мол, подумаю и побрела домой. Надо, но я не была создана для жизни среди лицемерия и вранья. Всегда и везде я старалась держаться правды. В один миг трудно себя переделать или невозможно вообще. Неужели придётся разбить себе сердце… Я не смогу свести любовь до каждодневной лжи. Мысль о борьбе за него я отклонила посчитав пустой и недостойной.

Жить по-новому наставляла моя обида. Вспоминать прошлое не хотелось, всё казалось далёким, скучным обманом. Но долго продержаться на такой гордой и несгибаемой ноте не смогла. Шла и упрямая память вытаскивала на свет божий первые годы нашей с ним семейной жизни, а ведь с утра давала себе слово поставить памяти заслон и полчаса назад тоже… Надо прекратить себя мучить и расстреливать. Но через десять шагов опять нырнула в тот счастливый туман. Начинали с нуля. У нас ничего не было, ютились, где придётся и как придётся. Всё богатство- две подушки полученные в приданное. Первое время даже не было привычной кровати, мягкой перины. Один тулуп, что натягивали на двоих, причём ноги Костика постоянно страдали, был мягок, жарок, а сон под ним прекрасен… Если б случилось чудо и волшебник дал мне возможность загадать желание, я б вернула то довоенное время. Время, в котором он был рядом и только мой. Нуждался только в нас с дочерью и доверял одной мне. Я нала всю правду о его семье, о двух годах, что ему в метрике убавили. Мы были одним целым и вдруг… "Господи, помоги! Дай, Господи, терпения и силы!" Боль опять резанула сердце и вывернула душу. "Зачем в тот колодец памяти полезла? Так мне и надо теперь…" Непонимание мучило каждую клетку из которой была слеплена я. Сотый раз я задавала себе вопрос: почему, ни узы брака, ни стыд перед людьми, ни Адуся, ни возможность скандала, ведь он же Рутковский, не остановили его. Это не говоря о боли причинённой мне. За что? Что я ему плохого сделала? Неужели ради сиюминутного чувства или потребности, можно втоптать всю жизнь в грязь… Война сорвала с тормозов. Это оправдание и нет. И утверждение Нины, что все мужики не без греха и не изменяет лишь тот, кому не выпало… мало что мне сейчас объясняет. Все да, но он не мог. Боль вырвалась всхлипом. Я смахнула слезу.

Дверь открыла Ада. Обрадованная, повисла на моей шее. Глаза заплаканы. В заведённой за спину руке его рубашка. Значит, страдала от его предательства тоже. Глазёнки пытливо всматриваются в моё лицо. Что она хочет сейчас в нём увидеть? Шмыгнув носом, она говорит:

— Мамуленька, я так волновалась. Вспомнила, как ты потеряла сознание, когда узнала, что папа арестован. Ты была тогда такая белая и не живая. А я сидела над тобой и кричала, как безумная… Вот и боялась, чтоб не повторилось с тобой такого же. Меня может не оказаться рядом и ты пропадёшь. Я ужин приготовила, не ела, тебя ждала. Мой руки.

Опускаю лицо и глотаю слёзы. Дочь ничего не должна заметить. Надо жить, надо жить…

— Всё нормально, солнышко моё, я сейчас.

Иду в ванную, копаюсь там, долго моя руки. Из маленького зеркальца на меня действительно смотрела, уставшая старая женщина с сединой в волосах. "Вот как перекрутило! Придётся краситься". Натянула улыбку и вышла к дочери. — "Ну что у тебя там, корми". Есть же совсем не хочется, а дочь обижать жалко. Девочка старалась. Но сначала, прохожу в комнату медленно переодеваюсь в домашнее. Замечаю, что все фотографии Кости исчезли. Возвращаюсь на кухню. Сажусь за стол, ковыряюсь в тарелке, но ничего так и не съедаю. Зато выпиваю кружку чая. В углу замечаю коробку. Вопросительно смотрю на дочь. Та нехотя поясняет: