Моя первая мысль – он лгал в каждом слове, этот страшный
калека со зловещим взглядом…
Чьи слова? Из какого стихотворения?
Он не помнил, но знал, что и женщины тоже могут лгать.
Женщины, которые прихрамывали, и улыбались, и видели слишком много за свою
долгую жизнь. Не важно, кто написал эти строки, главное – слова эти
соответствовали действительности. Ни Элдред Джонас, ни старая карга с холма не
служили Мартену, ни даже Уолтеру… но и они олицетворяли собой зло.
Потом, после… в каньоне к западу от города… этот звук… звук
и крики раненых людей и ржание лошадей… и единственный раз на его памяти
замолчал даже говорливый Катберт.
Но случилось все это очень давно, в другой реальности. Здесь
же вибрирующий звук или пропал, или временно ушел за порог чувствительности
человеческого уха. Они его еще услышат. Он знал это точно. Знал и о том, что
однажды уже прошел дорогой, ведущей в ад.
Роланд оглядел своих спутников, выдавил из себя улыбку. Они
заметили, что уголок рта уже не дрожит, – добрый знак.
– Со мной все в порядке. Но послушайте меня внимательно: мы
очень близко от того места, где заканчивается Срединный мир, очень близко от
того места, где начинается Крайний мир. Первый этап нашего великого похода
окончен. Мы прошли его с честью. Мы запомнили лица наших отцов. Все – испытания
мы встречали плечом к плечу и не подводили друг друга. Но сейчас мы подошли к
червоточине, а потому требуется предельная осторожность.
– Червоточине? – Джейк нервно огляделся.
– Так называется место, где ткань реальности истончается до
предела. Их стало больше с тех пор, как Темная Башня начала терять силу.
Помнишь, что мы видели под нами, когда выезжали из Лада?
Они мрачно кивнули, вспомнив спекшуюся в черное стекло
землю, древние трубы, мерцающие сиреневым ведьминым огнем, бесформенных
птиц-мутантов с крыльями, напоминающими большие кожаные паруса. Роланду
внезапно стало невмоготу. Ну что они сгрудились вокруг него и смотрят, как на
забулдыгу, которого сшибли с ног в пьяной драке в баре.
Он протянул руки своим друзьям, новым друзьям. Эдди взялся
за них и помог, ему подняться. Невероятным усилием воли стрелок заставил себя
не покачнуться, твердо встал на ноги.
– Кто такая Сюзан? – спросила Сюзанна. По наморщенному лбу
чувствовалось, что она взволнована, и скорее всего не только совпадением имен.
Роланд посмотрел на нее, потом на Эдди, Джейка, присевшего,
чтобы почесать Ыша за ухом.
– Я вам расскажу, но сейчас не время, да и место
неподходящее.
– Ты постоянно это повторяешь, – заметила Сюзанна. – Опять
хочешь отстраниться от нас, так?
Роланд покачал головой.
– Вы услышите мой рассказ… во всяком случае, эту часть… но
не на крыше этого металлического гроба.
– Да, – кивнул Джейк. – Мы словно сидим на спине мертвого
динозавра. Я все время боюсь, что Блейн оживет и… ну, не знаю, открутит нам
головы.
– Звук пропал, – вставил Эдди. – Словно дребезжала гитарная
струна.
– Мне это напомнило одного старика, которого я видел в
Центральном парке. – добавил Джейк.
– Мужчину с пилой? – спросила Сюзанна. Джейк воззрился на
нее, его глаза округлились от изумления. Сюзанна кивнула. – Только он не был
стариком, когда я его видела. Здесь не только у географии съехала крыша. Время
тут тоже какое-то странное.
Эдди обнял ее за плечи, прижал к себе.
– И слава Богу.
Сюзанна повернулась к Роланду. В ее глазах читался явный
вызов.
– Я напомню тебе о твоем обещании, Роланд. Я хочу знать о
той девушке, что носила мое имя.
– Ты узнаешь, – повторил Роланд. – А теперь давайте
спускаться со спины этого чудища.
3
Сказать оказалось легче, чем сделать. В отличие от Колыбели
Лада конечная станция, к которой подкатил Блейн, располагалась на поверхности
земли. Вдоль платформы тянулся искореженный розовый рельс. Крышу от бетона
отделяли добрых двадцать пять футов. Если и была аварийная лестница вроде той,
по которой они выбрались из салона, ее заклинило при столкновении с упорами.
Роланд скинул заплечный мешок, порылся в нем, достал кожаную
упряжь, которой они пользовались, чтобы нести Сюзанну, если она не могла
проехать на инвалидном кресле. О кресле, однако, они больше могли не
беспокоиться, отметил стрелок. Оно осталось в Ладе, его пришлось бросить во
время их отчаянной попытки загрузиться в монопоезд.
– Зачем это тебе? – подозрительно спросила Сюзанна. Так ее
голос звучал всегда, когда упряжь извлекалась на свет Божий. Сильнее упряжи я
ненавижу только этих хонки на Миссисипи, как-то сказала она Эдди голосом Детты
Уокер, ко не так чтобы намного, сладенький.
– Расслабься, Сюзанна Дин, расслабься. – Стрелок чуть
улыбнулся и начал разделять и отстегивать ремни, отложив в сторону сиденье,
потом связал ремни между собой и с последним куском веревки испытанным шкотовым
узлом. Работая, он прислушивался к дребезжанию червоточины… точно так же, как
они прислушивались к Божественным барабанам… точно так же, как он и Эдди ждали,
когда чудовища-лобстеры начнут задавать свои умные вопросы (Дад-а-чок?
Дуб-а-чум?), каждую ночь выползая из волн на берег.
Ка есть колесо, думал он. Или, как говорил Эдди, приходит
вертясь и уходит вертясь.
Последней он соорудил петлю на ременной части. Джейк
уверенно сунул в нее ногу, одной рукой схватился за веревку, на сгиб второй
посадил Ыша. Зверек нервно оглядывался, скулил, вытягивал шею, лизал Джейку
лицо.
– Ты не боишься, не так ли? – спросил Джейк ушастика.
– Ишься, – согласился Ыш, но сидел спокойно, пока Роланд и
Эдди опускали Джейка вдоль стены поезда. Длины веревки не хватило, чтобы
доставить Джейка на землю, но он без труда высвободил ногу и, пролетев
последние четыре фута, благополучно приземлился. Опустил Ыша на платформу.
Ушастик побегал, понюхал и задрал лапку у угла станционного здания. Не такого
роскошного, как в Колыбели Лада, но той старомодной архитектуры, которая так
нравилась Роланду. Обшитое выкрашенными белой краской досками, со свесами крыши,
высокими узкими окнами, напоминающими бойницы. Над рядом дверей, ведущих в
здание, сияли золотом слова:
АТЧИСОН, ТОПИКА, САНТА-ФЕ
Порода, предположил Роланд. Последнее название показалось
ему знакомым. Вроде бы был город Санта-Фе в феоде Меджис. И мысли его вновь
вернулись к Сюзан. Прекрасная Сюзан, стоящая у окна с незаплетенными, падающими
на спину волосами, пахнущая жасмином, розой, жимолостью и сеном, запахами,
которые оракул в горах смог воссоздать с большой натяжкой. Сюзан, лежащая на
кровати, пристально вглядывающаяся в него, потом улыбающаяся, закидывающая руки
за голову, чтобы грудь поднялась, словно ждала прикосновений его рук.