Он не знал, сколько времени они безуспешно пытались привести
его в чувство. Луна поднялась высоко в небо, оранжевый ее цвет сменился
серебристым, из каньона больше не поднимался дым. В конце концов Катберт решил,
что толку не будет, поэтому Роланда надо привязывать к седлу Быстрого и
увозить. Если они доберутся до больших лесов в западной части феода до
рассвета, добавил Катберт, они будут в безопасности… но Добраться туда надо
обязательно. Они с удивительной легкостью уничтожили основные силы отряда Фарсона,
но оставшиеся в живых наутро наверняка соберутся вместе. И будет лучше, если
они уедут отсюда до того, как это произойдет.
Вот так они и покинули и каньон Молнии, и прибрежную часть
феода Меджис, поскакали на запад под Демонической Луной, с Роландом, перекинутым
через седло, словно труп.
27
Следующий день они провели в Иль-Боске, хвойном лесу на
западе Меджиса, ожидая, что Роланд очнется. Когда миновал полдень, а Роланд
по-прежнему не пришел в сознание, Катберт повернулся к Алену:
– Попробуй прикоснуться к нему.
Ален взял Роланда за руки, сконцентрировал волю, вгляделся в
бледное, напоминающее маску лицо, и так провел не меньше получаса. Наконец
покачал головой, выпустил руки Роланда из своих, встал.
– Ничего? – спросил Катберт.
Ален вздохнул и вновь покачал головой. Они соорудили носилки
из сосновых ветвей, чтобы Роланду не пришлось еще одну ночь лежать поперек
седла (к тому же Быстрый нервничал из-за того, что ему приходилось везти
хозяина в таком виде), и двинулись в путь, не по Великому Тракту – слишком
опасно, – а параллельно ему. Роланд оставался без сознания и следующий день
(Меджис к тому времени остался далеко позади). На привале юноши уселись по обе
стороны от него, переглядываясь над медленно поднимающейся и опадающей грудью
стрелка.
– Может лежащий без сознания человек умереть от голода? –
спросил Катберт. – Или от жажды? По-моему, нет.
– А я думаю, может, – возразил Ален.
Ночь выдалась трудной. Вымотались они донельзя, потому что
прошлый день практически не спали. И тут заснули как убитые, укрывшись с
головой, чтобы их не будили солнечные лучи. Проснулись оба практически
одновременно, когда солнце опускалось за горизонт, а Демоническая Луна, полная,
как и двумя ночами раньше, начинала свой путь по небосводу, прорезая облака –
предвестники мощных осенних ливней.
Роланд сидел. Он вытащил магический кристалл из мешка и
держал его в руках, темный кусок стекла, такой же мертвый, как глаза
Сорви-Головы. Глаза Роланда, такие же мертвые, с полным безразличием оглядывали
деревья, траву, небо. Он ел, но не спал. Пил из ручьев, мимо которых они
проезжали, но не говорил. И не расставался с осколком Радуги Мейрлина, который
они добыли в феоде Меджис такой дорогой ценой. Но магический кристалл не оживал
от его прикосновений.
И не оживет, как-то подумал Катберт. Во всяком случае, не
оживет, пока Эл и я будем бодрствовать.
Ален не смог оторвать руки Роланда от хрустального шара,
поэтому положил ладони ему на щеки, таким путем пытаясь прикоснуться к его
сознанию. Да только не нашел, к чему прикасаться. В Гилеад они возвращались не
с Роландом, даже не с духом Роланда. Роланд ушел. Как луна на конце очередного
цикла.
Часть четвертая
У всех детей божиих есть башмаки
Глава первая
Утро в канзасе
1
Впервые за эти
(часы? дни?)
стрелок замолчал. Посидел, глядя на здание, что возвышалось
к востоку от них (солнце поднималось из-за него, так что они видели черный
силуэт дворца, окруженный золотым нимбом), положив руки на колени. Потом взял
бурдюк с водой, лежавший на мостовой рядом с ним, поднял над головой, раскрыл
рот.
Пил то, что попадало в рот, остальные видели, как ходил его
кадык, когда Роланд лег на асфальт, но вода лилась и на лоб, текла по закрытым
глазам, стекала с висков, отчего волосы становились темнее.
Наконец он отложил бурдюк в сторону, но остался лежать с
закрытыми глазами, закинув руки за голову, словно человек, сдавшийся во сне.
Пар поднимаются над мокрым лицом.
– А-х-х-х, – вырвалось у него.
– Полегчало? – спросил Эдци. Веки стрелка поднялись, обнажая
выцветшие синие глаза.
– Да, полегчало. Я не понимаю, как это может быть, я так
боялся рассказывать об этом… но полегчало.
– Те, для кого рыться в наших мозгах – профессия, наверное,
тебе бы это объяснили, – подала голос Сюзанна, – но едва ли ты стал бы их
слушать. – Она уперлась руками в поясницу, прогнулась, скривилась… но
скривилась, пожалуй, лишь по привычке. Спина не затекла, а потому никакой боли
она не почувствовала, хотя ожидала обратного.
– Вот что я тебе скажу, – продолжил Эдди. – Твой рассказ
заставляет по-новому взглянуть на выражение «рассказать все как на духу».
Сколько мы здесь пробыли, Роланд?
– Всего одну ночь.
– "Духи создали все это в одну ночь", – задумчиво
произнес Джейк. Он сидел, разведя согнутые в коленях ноги, а Ыш устроился между
ними, глядя на него яркими, золотисто-черными глазами.
Роланд сел, вытер лицо шейным платком, пристально посмотрел
на Джейка:
– Что ты сказал?
– Не я. Это написал Чарлз Диккенс. В рассказе
«Рождественская песнь». Все в одну ночь, а?
– Какая-нибудь часть твоего тела говорит о том, что времени
прошло больше?
Джейк покачал головой. Нет, чувствовал он себя так же, как и
в любое другое утро, может, даже получше. Ему хотелось по-маленькому, но мышцы
не затекли, ничего не болело.
– Эдди? Сюзанна?
– Я отлично себя чувствую, – ответила Сюзанна. – После
бессонной ночи, а то и нескольких, такого не бывало.
– У меня примерно такое же состояние, как и в те времена,
когда я сидел на игле… есть что-то общее…
– Только что-то, не все? – сухо осведомился Роланд.
– Слушай, почему бы тебе не задать этот вопрос следующему
свихнувшемуся поезду, на котором нам доведется ехать? Я вот про что. Если
проведешь много ночей под кайфом, то привыкаешь к тому, что утром ты в полном
дерьме: голова раскалывается, нос забит, сердце колотится как бешеное,
позвоночник не гнется. Поверь старине Эдди, именно по своему утреннему
состоянию можно понять, хорош ли для тебя тот или иной наркотик. Короче, к
этому привыкаешь, я вот привык, а если пропустить ночь, не принять дозу, то
утром, проснувшись, сидишь на кровати и думаешь: «Что со мной такое? Я болен?
Как-то странно я себя чувствую. Или меня ночью хватил удар?»