Ткнули пальцем в жертву, которую надо бросить в огонь, как
во времена Эльда.
И вот в этот самый момент, вскоре после того, как последний
удар колокола растаял в холодном воздухе, двери салуна распахнулись, и в зал
вошли две женщины. Многие знали старуху, что шла первой, и некоторые из них
перекрестили глаза большим пальцем, чтобы отвести от себя ее черный взгляд. То
была ведьма с Кооса, и хотя лицо ее покрывали язвы, а глаза запали так глубоко,
что едва виднелись в глазницах, она буквально лучилась энергией, губы ее ярко
алели, словно она только что наелась зимней вишни.
Вторая женщина двигалась медленно, с трудом переставляя
ноги, прижимая руку к боку. Ее лицо цветом не отличалось от мела.
Риа прошествовала через зал, никого не удостоив взглядом,
остановилась у стойки, под двухголовым чучелом, повернулась лицом к молчаливым
ковбоям и горожанам.
– Большинство из вас меня знает! – проскрипела она. Кроме
тех, кому никогда не требовался любовный эликсир, порошок, который возвращал
силу падающему концу, или капельки, предназначенные для надоевшей тещи. Я – Риа
с Кооса, а эта женщина, что стоит рядом со мной, тетя девушки, которая прошлой
ночью освободила трех убийц… той самой девушки, что сама убила городского
шерифа и хорошего молодого парня… жена которого ждет ребенка. Он стоял перед
ней с поднятыми руками, молил сохранить ему жизнь ради жены и еще не рожденного
ребенка, но она все равно застрелила его! Жестокая! Жестокая и бессердечная!
Толпа ответила глухим ропотом. Риа вскинула высохшие,
скрюченные руки, и в зале воцарилась тишина. Медленно, не опуская рук, она
обвела всех взглядом.
– Чужаки приехали, и вы встретили их с распростертыми
объятиями! – выкрикнула она все тем же скрипучим голосом. – Встретили с
распростертыми объятиями, накормили и обогрели, а они ответили на это черной
неблагодарностью! Убили тех, кого вы любили и уважали, сорвали праздник Жатвы,
и только боги знают, какие беды обрушатся на нас в следующем году!
Вновь ропот, уже громче. Она ударила по самому больному
месту: они действительно боялись, что зло этого года перекинется на следующий,
возможно, даже вновь приведет к мутациям скота, о чем на Внешней Дуге уже
начали забывать.
– Но они уехали и скорее всего не вернутся! – продолжала
Риа. – Может, оно и к лучшему – зачем пятнать нашу землю их чужеродной кровью?
Но осталась одна… выросшая среди нас… женщина, предавшая город и убившая его
сынов.
Голос упал до шепота, и слушатели подались к ведьме, чтобы
не пропустить ни одного слова. Лица еще более посуровели, глаза превратились в
щелочки. Тут Риа вытолкнула вперед бледную, худосочную женщину в черном платье.
Поставила ее перед собой, как куклу, зашептала ей на ухо… но шепот этот
каким-то образом услышали все.
– Давай, милая. Скажи им то, что говорила мне.
И Корделия заговорила, безжизненным, механическим голосом:
– Она сказала, что не будет наложницей мэра. Он для нее
нехорош, сказала она. И потом соблазнила Уилла Диаборна. Ценой ее тела стало
достойное положение в Гилеаде, куда она приехала бы вместе с ним… и убийство
Харта Торина. Диаборн заплатил назначенную цену. Заплатил с радостью, ибо
возжелал ее. Ему помогали друзья.
Возможно, они тоже попользовались ею. Вполне возможно.
Канцлер Раймер оказался у них на пути. А может, они решили заодно расправиться
и с ним.
– Мерзавцы! – воскликнула Красотуля. – Лживые гаденыши!
– А теперь скажи им, что надо сделать, чтобы очистить новый
год от скверны, прежде чем она успела расползтись, – проворковала Риа.
Корделия Дельгадо подняла голову и оглядела мужчин. Глубоко
вдохнула, втягивая запахи грэфа, пива, виски и табака в свои стародевственные
легкие.
– Схватите ее. Вы должны ее схватить. Говорю это с любовью и
печалью, должна сказать.
Молчание.
И скрещенные на Корделии взгляды.
– Выкрасьте ей руки.
Стеклянный взгляд Сорви-Головы, обозревающий битком набитый
салун.
– Гори огнем, – прошептала Корделия. Свое согласие они
выразили не криком, но вздохом. Словно осенний ветер зашелестел последними
листьями на голых ветках.
3
Шими бежал за плохим Охотником за гробами и сэй Сюзан, пока
не упал – легкие горели огнем, бок свело судорогой. Он повалился на мягкую
траву Спуска с перекошенным от боли лицом.
Какое-то время Шими лежал, вдыхая запах травы, отдавая себе
отчет, что с каждой минутой расстояние до них увеличивается, но прекрасно
понимая, что бежать, пока не утихнет боль в боку, он не сможет. А попытка
подняться прямо сейчас приведет к тому, что боль снова уложит его на траву. Вот
он лежал, изредка поднимая голову и глядя вслед удаляющимся плохому Охотнику за
гробами и сэй Сюзан, и уже собрался встать, когда Капризный укусил его. Не
ткнулся мордой в задницу, отнюдь, прихватил как следует. В последние двадцать
четыре часа Капи тоже пришлось несладко, и ему не понравилось, что человек,
который и навлек на него все эти несчастья, лежит на земле, отдыхает.
– У-у-у-у! – взревел Шими, вскакивая. Укус Капи оказал
магическое действие: Шими начисто забыл про все остальное. – Зачем ты это
сделал, Капи? – Шими энергично потирал зад, большие слезы боли катились по
щекам. – Ужасно больно… сукин ты сын!
Капризный вытянул шею, обнажил зубы в сатанинской улыбке,
какая удается только мулам и верблюдам, и заржал. Для Шими ржание это
прозвучало, как смех.
Конец веревки, заменявшей мулу поводья, лежал на траве меж
его передних копыт. Когда Шими потянулся к ней, Капи попытался укусить его
вновь, но юноша оказался проворнее, крепко врезав по узкой голове мула. Капи
фыркнул и мигнул.
– Ты это заслужил, старина Капи. – Шими схватился за
веревку. – Из-за тебя мне придется неделю испражняться на корточках. И твоя
глупая шутка привела к тому, что мне еще долго не удастся сесть на стул. – Он
обмотал веревкой запястье и залез на мула. Капи не попытался его сбросить, но
Шими все равно болезненно поморщился, когда его травмированные ягодицы
коснулись хребта мула. И все равно мне повезло, подумал Шими, двинув ногами в
бока Капи. Да, задница болит, зато не надо идти пешком… или бежать.
– Вперед, глупый! – Капи вновь получил по бокам. – Быстро!
Как можно быстрее, сукин ты сын!
За следующий час Шими неоднократно называл Капи сукиным
сыном, по поводу и без оного. Проку от этого не было никакого – крейсерскую
скорость Капи выбирал по собственному усмотрению.
4
Рейнолдс и Сюзан наискось пересекли Спуск, держа курс на
дворец мэра. Добравшись до Дома-на-Набережной, Шими спешился за аркой, ведущей
во двор, не зная, что делать дальше. В том, что они приехали сюда, сомнений у
него не было: он видел жеребца Сюзан, Пилона, и лошадь плохого Охотника за
гробами. Стреноженные, они стояли бок о бок в тени и изредка ржали, вскидывая
головы.