Флорентийский монстр - читать онлайн книгу. Автор: Дуглас Престон, Марио Специ cтр.№ 41

— На вилле Верде, — заявил он, — меня опаивали наркотиками и запирали в комнате. Они ограбили меня на миллиарды лир. Странные дела творились там, особенно по ночам.

Он уверял, что за всем этим стояли мать и дочь.

На основании показаний Фальбриарда обеим женщинам предъявили обвинение в похищении и мошенничестве. «Ла Нацьоне» опубликовала серию сенсационных статей об этой вилле.

Показания прежнего персонала приюта, — гласила одна статья, — дают много важных сведений. На пятидесяти страницах протоколов скрываются свидетельства тревожных тайн. Стариков, содержавшихся на вилле Верде, оставляли без помощи среди испражнений и мочи. Ночами служащие наотрез отказывались оставаться на территории виллы, превращавшейся в дом, где служили черные мессы. Джуттари подозревает, что половые органы и части грудей, ампутированные у жертв Монстра, использовались при проведении этих сатанинских ритуалов.

Хотя виллу перестроили, Джуттари надеялся, что там остались следы «Ордена Красной Розы» или что секта там продолжает действовать. В старых тосканских виллах обычно обширные подвалы и погреба для изготовления и хранения вина и копченостей, сыров и салями. Джуттари подозревал, что в действительности эти помещения служат храмом, где сохранились жертвоприношения — и возможно, еще продолжается служение.

В один прекрасный осенний день ГРСУ нагрянула в «Поджо ай Грилли». Обыскав большое здание, сотрудники ГРСУ вступили в помещение, которое, по их сведениям, служило святая святых культа, храмом сатаны. В этой комнате они нашли несколько вырезанных из картона человеческих скелетов, подвешенных на ниточках летучих мышей из пластмассы и прочие украшения. Обыск происходил незадолго до Хэллоуина, и там готовились к вечеринке — или так им объяснили на вилле.

«Несомненная попытка увести следствие в сторону», — с апломбом заявил Джуттари в интервью «Ла Наньоне». Джуттари и ГРСУ недалеко ушли в расследовании сатанинского культа, и к 2000 году оно, кажется, почти выдохлось.

И тогда, в августе 2000-го, я с семьей прибыл в Италию.

Четвертого ноября 1966 года после сорокадневных дождей река Арно вырвалась из берегов и опустошила Флоренцию, один из чудеснейших городов мира.

Подъем воды не был плавным. Река словно взорвалась: вскипев, захлестнула набережную Лунгарно и ворвалась на улицы Флоренции со скоростью тридцать миль в час, пронося по ним стволы деревьев, разбитые машины и трупы скота. Огромные бронзовые двери баптистерия работы Гиберти были взломаны и разбиты на куски; «Распятие» Чимабуе, возможно, величайший образец средневекового искусства Италии, превратилось в груду мокрой известки, «Давида» Микеланджело до ягодиц вымазало нефтяной пленкой. Десятки тысяч иллюстрированных манускриптов и инкунабул в Национальной библиотеке скрылись под слоем ила. Сотни полотен мастеров, хранившихся в подвалах галереи Уффици, пострадали, с них отслаивалась краска и смешивалась с грязью.

Вода отступила, и мир с ужасом взирал на родину Ренессанса, превращенную в грязное болото, на гибель бесценных сокровищ. Тысячи волонтеров — студентов, профессоров, художников и историков искусства — собирались со всего света для срочной спасательной операции. Они жили и работали в городе, лишившемся отопления, подачи воды, электричества, пищи и удобств. Через неделю кое-кто из спасателей обзавелся противогазами, чтобы защититься от ядовитых испарений, которые испускали гниющие книги и картины.

Волонтеров прозвали «анжели дель Фанго» — «грязными ангелами».

Мне давно хотелось написать книгу о расследовании убийства на фоне флорентийского наводнения. В романе под названием «Рождественская Мадонна» действовал историк искусства, ринувшийся на спасение Флоренции, «грязный ангел». Он — специалист по таинственному художнику Мазаччо, юному гению, в одиночку взорвавшему итальянский Ренессанс своими небывалыми фресками в капелле Бранкаччи, а затем внезапно скончавшемуся в двадцать шесть лет, по слухам — от яда. Мой персонаж отправлялся спасать книги и рукописи, затопленные в подвалах Национальной библиотеки, и вот в руки ему попадается необычный документ, содержащий ключ к местонахождению потерянного знаменитого шедевра Мазаччо. Картина «Рождественская Мадонна» была центральной частью триптиха, живо описанного Вазари в 1600-х годах, а затем пропавшего. Картина считалась одной из самых значительных утрат эпохи Ренессанса.

Мой историк бросает работу волонтера, отправляется на безумные поиски картины и исчезает. Несколько дней спустя его находят мертвым высоко в горах Пратоманьо, на обочине дороги. У него выколоты глаза.

Убийство остается нераскрытым, и картину найти не удается. И вот, перескочив тридцать пять лет, мы переносимся в сегодняшний день. Его сын, преуспевающий нью-йоркский художник, переживает кризис среднего возраста. Он понимает, что у него есть долг: раскрыть тайну смерти отца. А для этого он должен разыскать пропавшую картину. И вот он летит во Флоренцию и начинает поиски, которые проведут его от пыльных архивов до этрусских гробниц и наконец — в руины деревни высоко в горах Пратоманьо, где похоронена страшная тайна и где его ожидает еще более ужасающая судьба…

Я приехал в Италию, чтобы написать этот роман. Я его так и не написал. Меня отвлек Флорентийский Монстр.

Жизни в Италии предстояло стать главным нашим приключением, к которому мы оказались совершенно не подготовленными. Никто из нас не говорил по-итальянски. Я годом раньше провел несколько дней во Флоренции, а моя жена Кристина впервые приехала в Италию. С другой стороны, наши дети были в том возрасте, когда чудесная подвижность и гибкость натуры позволяют встречать самые необыкновенные жизненные ситуации с бесшабашным весельем. Ничто на свете не казалось им необыкновенным, потому что они еще не успели узнать, что считается обычным. Когда пришло время отлета, они как ни в чем не бывало вошли в самолет. Мы же были на грани нервного срыва.

Мы прибыли во Флоренцию в августе 2000 года: я, моя жена Кристина и наши дети, Алетейя и Айзек, соответственно шести и пяти лет от роду. Мы записали детей в местную итальянскую школу, Алетейю в первый класс, Айзека в детский сад, а сами начали брать уроки языка.

Наше переселение в Италию не обошлось без острых моментов. Учительница Алетейи сообщила, как она рада, что в ее классе учится столь жизнерадостное дитя, распевающее весь день напролет, и ей только хотелось бы знать, что именно она поет. Мы это скоро узнали:

Я ни словечка не понимаю.

Она целый день что-то болтает,

А я ни словечка не понимаю…

Быстро проявились культурные различия. Айзек, проходив несколько дней в детский сад, однажды вернулся с круглыми глазами и рассказал, как учительница на прогулке курит сигареты и забрасывает окурками игровую площадку, а потом она же отшлепала («отшлепала!») четырехлетку за то, что он попробовал докурить один окурок. Айзек обозвал ее «ящерицей-крикуньей». Мы поспешили перевести его с сестрой в частное заведение, где работали монахини — на другом конце города. Мы надеялись, что монахини не станут ни курить, ни шлепать. В отношении первого мы не ошиблись и смирились с тем, что шлепки — это то культурное различие, которое нам придется терпеть, наряду с курильщиками в ресторанах, водителями-самоубийцами и очередями на почте к окошку, где оплачивают счета. Школа занимала великолепную виллу восемнадцатого века, скрывавшуюся за массивными каменными стенами. Сестры ордена Святого Иоанна Крестителя превратили ее в монастырь. Ученики на переменках гуляли на двух акрах регулярного итальянского парка с кипарисами, подстриженными изгородями, клумбами, фонтанами и мраморными статуями обнаженных женщин. Садовники и дети вели непрерывную войну. Никто в этой школе, даже преподавательница английского, на английском не говорил.