— Об этом стоит подумать, — сказала принцесса, а между тем герцог, улыбаясь презрительной улыбкой, с жалостью смотрел на этих женщин, рассуждавших о военных делах, которые затруднили бы мужчин, самых смелых и самых предприимчивых.
— Я готов выслушать вас, сударыня, — сказал Ленэ, — пожалуйте сюда.
И Ленэ увел виконтессу к окошку.
Та сказала ему на ухо свою тайну. Ленэ вскрикнул от радости.
— Действительно, — сказал он принцессе, — на этот раз, если вы предоставите госпоже де Канб полную свободу действовать, Сен-Жорж будет взят.
— А когда? — спросила принцесса.
— Когда угодно.
— Виконтесса — великий полководец! — сказал Ларошфуко с насмешкой.
— Вы будете судить об этом, господин герцог, — возразил Ленэ, — тогда, когда войдете в крепость, не сделав ни одного ружейного выстрела.
— Тогда буду с вами согласен.
— Если дело так верно, как вы говорите, — сказала принцесса, — так надо все приготовить на завтра.
— Извольте назначить день и час, — отвечала Клер, — я буду ждать в своей комнате приказаний вашего высочества!
С этими словами она поклонилась и ушла. Принцесса, в одну минуту перешедшая от гнева к надежде, сделала то же. Маркиза де Турвиль пошла за нею. Эспанье, повторив свои обещания, тоже вышел, и герцог остался один с Ленэ.
VII
— Любезный господин Ленэ, — сказал герцог, — женщины взяли ведение войны в свои руки, стало быть, мужчинам неплохо бы прибегнуть к интриге. При мне говорили о некоем Ковиньяке, которому вы поручили набрать роту, и рассказывали, что он очень ловкий человек. Я призывал его к себе, нельзя ли как-нибудь увидеться с ним?
— Он уже ждет, монсеньер.
— Так позовите его.
Ленэ позвонил. Вошел лакей.
— Введите капитана Ковиньяка, — приказал Ленэ.
Через минуту старинный наш знакомец показался в дверях. По обычной своей осторожности он не пошел дальше.
— Подойдите, капитан, — сказал герцог, — я герцог де Ларошфуко.
— Я прекрасно вас знаю, монсеньер, — отвечал Ковиньяк.
— А, тем лучше! Вам поручено было набрать роту?
— Она набрана.
— Сколько у вас человек?
— Полтораста.
— Хорошо одеты? Хорошо вооружены?
— Хорошо вооружены, дурно одеты. Я прежде всего занялся оружием как самой необходимой вещью. Что же касается одежды, то у меня недостало денег, потому что я человек чрезвычайно бескорыстный и действовал только из преданности к принцам: ведь я получил от господина Ленэ только десять тысяч ливров.
— И с десятью тысячами ливров вы набрали полтораста солдат?
— Да, монсеньер.
— Это удивительно!
— Монсеньер, у меня есть особые средства, мне одному известные, ими-то я и действую.
— А где ваши люди?
— Они здесь; вы увидите, монсеньер, что это за удивительная рота, особенно в нравственном отношении; все они из порядочных людей, ни одного нет из черни.
Герцог де Ларошфуко подошел к окну и действительно увидел на улице полтораста личностей разных лет, разного роста и разных званий. Они стояли в два ряда под командою облаченных в великолепные мундиры Фергюзона, Барраба, Карротеля и двух их товарищей. Все эти субъекты гораздо более походили на шайку разбойников, чем на роту солдат.
Как сказал Ковиньяк, они выглядели оборванцами, но вооружены были превосходно.
— Даны ли вам какие-нибудь приказания насчет ваших людей? — спросил герцог.
— Мне приказано привести их в Вер, и я жду только вашего подтверждения, чтобы передать мою роту господину Ришону. Он ждет ее.
— А сами вы разве не останетесь в Вере?
— Я, монсеньер, имею правило: никогда не запирай себя по-глупому в четырех стенах, если можешь бродить по полям. Я рожден вести жизнь патриархов.
— Хорошо! Живите где вам угодно, но отправьте ваших людей в Вер.
— Так они должны окончательно стать частью гарнизона этой крепости?
— Да.
— Под командой господина Ришона?
— Да.
— Но, монсеньер, — возразил Ковиньяк, — что будут делать мои люди в крепости, когда там есть уже человек триста?
— Вы, я вижу, очень любопытны?
— О, я расспрашиваю вас, монсеньер, не из любопытства, а из страха.
— Чего вы боитесь?
— Боюсь, что их осудят на бездействие, а это будет очень жаль; у кого ржавеет хорошее оружие, тому нет оправдания.
— Будьте спокойны, капитан, ни они, ни их оружие не заржавеют, через неделю они будут сражаться.
— Так их убьют?
— Очень может быть! Или, может статься, имея особенное средство вербовать солдат, вы знаете еще и секрет, как сделать их неуязвимыми?
— О, дело совсем не в том; но я желаю, чтобы мне заплатили за них, пока они не убиты.
— Да разве вы не получили десяти тысяч ливров, как сами признались мне?
— Да, в задаток. Спросите у господина Ленэ: он человек аккуратный и, я уверен, помнит наши условия.
Герцог обернулся к Ленэ.
— Все это так, господин герцог, — сказал безупречный советник. — Мы дали господину Ковиньяку десять тысяч ливров наличными на первые издержки, но мы обещали ему по сто экю за каждого человека с зачетом израсходованных десяти тысяч.
— В таком случае, — сказал герцог, — мы должны капитану тридцать пять тысяч.
— Правильно, монсеньер.
— Вам отдадут их.
— Нельзя ли теперь, господин герцог?
— Никак нельзя.
— Почему же?
— Потому что вы принадлежите к числу наших друзей, а прежде всего надо переманивать к себе чужих. Вы понимаете, угождают только тем, кого боятся.
— Превосходное правило, — сказал Ковиньяк, — однако при всех сделках назначают какой-нибудь срок.
— Хорошо, — отвечал герцог, — назначим неделю.
— Извольте, неделю.
— А если мы не заплатим и через неделю? — спросил Ленэ.
— В таком случае, — отвечал Ковиньяк, — солдаты опять принадлежат мне.
— Вполне справедливо! — сказал герцог.
— И я делаю с ними что хочу?
— Разумеется, ведь они ваши.
— Однако… — начал Ленэ.
— Все равно, — сказал герцог советнику, — ведь они будут заперты в Вере.
— Все-таки я не люблю таких покупок, — отвечал Ленэ, покачивая головой.