— Я хотел сказать, что он уже был в четырехстах шагах отсюда и, к счастью своему, остановился в гостинице «Золотого тельца».
Нанон поняла, что герцог знает не все и менее того, что она думала. Она пожала плечами, потом новая мысль, внушенная ей письмом, которое она вертела и мяла в руках, созрела в ее голове.
— Можно ли вообразить, — сказала она, — что человек гениальный, один из славнейших политиков Франции, верит анонимным письмам?
— Пожалуй, письмо не подписано, но как вы объясните его?
— О, объяснить его не трудно: оно есть продолжение козней наших «доброжелателей» в Ажене. Господин де Каноль по домашним обстоятельствам просил у вас отпуск, вы ему этот отпуск предоставили. Наши враги узнали, что он едет через Матифу, и на том построили это смешное обвинение.
Нанон заметила, что лицо герцога не только не развеселилось, но даже еще более нахмурилось.
— Объяснение было бы очень хорошо, — сказал он, — если б в знаменитом письме, которое вы сваливаете на ваших «доброжелателей», не было приписки… В смущении вы забыли прочесть ее.
Смертельная дрожь пробежала по всему телу молодой женщины; она чувствовала, что не в силах будет выдержать борьбы, если случай не поможет ей.
— Приписка? — повторила она.
— Да, прочтите ее, — сказал герцог, — письмо у вас в руках.
Нанон пыталась улыбнуться, но сама чувствовала, что эта демонстрация своего спокойствия ей не удастся. Она удовольствовалась тем, что начала читать довольно твердым голосом:
«В моих руках письмо мадемуазель де Лартиг к господину де Канолю; в этом письме свидание назначено сегодня вечером. Я отдам письмо в обмен на чистый бланк герцога с его подписью, если герцогу угодно будет передать мне его через человека, который должен быть один в лодке, на Дордони, против деревни Сен-Мишель-ла-Ривьер, в шесть часов вечера».
— И вы имели неосторожность?.. — начала Нанон.
— Все написанное вашей рукой так дорого мне, прекрасная дама, что я готов очень дорого заплатить за одно ваше письмо.
— Поручать такую миссию какому-нибудь доверенному!.. Ах, герцог!
— Такие тайны узнаются лично, мадам, я так и сделал. Я сам отправился на Дордонь.
— Так мое письмо у вас?
— Вот оно.
Нанон быстро напрягла свою память, стараясь вспомнить текст письма, но никак не могла, потому что совершенно растерялась.
Она была принуждена взять собственное свое письмо и прочесть его; в нем было только три строчки: Нанон в одну секунду пробежала их глазами и с невыразимой радостью увидела, что письмо не окончательно ее компрометирует.
— Читайте вслух, — сказал герцог, — я так же, как и вы, забыл содержание письма.
На этот раз Нанон нашла в себе силы улыбнуться, чего не смогла сделать ранее, и, повинуясь приказанию герцога, прочла:
«Я ужинаю в восемь часов. Будете ли Вы свободны? Я свободна. Будьте аккуратны, любезный Каноль, и не бойтесь за нашу тайну».
— Вот это, кажется, довольно ясно! — вскричал д’Эпернон, побледнев от бешенства.
«Это спасает меня», — подумала Нанон.
— Ага, — продолжал герцог, — у вас с господином де Канолем есть тайны!
VI
Нанон понимала, что минута нерешительности может погубить ее. Притом она успела уже обдумать весь план, всю идею, внушенную ей анонимным письмом.
— Да, правда, — сказала она, пристально глядя на герцога, — у меня есть тайна с этим дворянином.
— А, вы признаетесь! — воскликнул герцог.
— Поневоле признаешься, когда от вас ничего нельзя скрыть.
— О, — прошептал герцог сквозь зубы.
— Да, я ждала господина де Каноля, — спокойно продолжала Нанон.
— Вы ждали его?
— Ждала.
— И смеете в этом признаваться?..
— Смею. Знаете ли вы, однако, кто такой господин де Каноль?
— Хвастун, которого я жестоко накажу за его дерзость.
— Нет, он благородный и храбрый дворянин, и вы станете по-прежнему покровительствовать ему.
— Ого! Ну, этого-то не будет! Клянусь Богом.
— Не клянитесь, герцог, по крайней мере, до тех пор, пока не выслушаете меня, — сказала Нанон с улыбкой.
— Говорите же, но скорей.
— Вы, читающий в глубине сердца, неужели вы не заметили мою благосклонность к господину де Канолю, ведь я беспрестанно просила вас за него, выпросила ему капитанский чин, денежное пособие на поездку в Бретань с господином де Ла Мельере и потом еще отпуск? Неужели вы не заметили, что я постоянно заботилась о нем?
— Сударыня, это уж чересчур!
— Позвольте, герцог, подождите до конца, ради Бога.
— Чего мне еще ждать? Что вы можете еще прибавить?
— Что я принимаю в де Каноле самое нежное участие.
— Черт возьми! Я это хорошо знаю.
— Что я предана ему телом и душою.
— Сударыня, вы употребляете во зло…
— Что буду служить ему до самой смерти, и все это потому…
— Потому, что он ваш любовник, не трудно догадаться.
— Нет, — вскричала Нанон, с полным драматизма выражением лица схватив дрожавшего герцога за руку, — потому что он мой брат!
Руки герцога д’Эпернона опустились.
— Ваш брат! — прошептал он.
Нанон кивнула головой в знак согласия и торжествующе улыбнулась.
Через минуту герцог вскричал:
— Однако ж это требует объяснения!
— Извольте, я все объясню вам, — сказала Нанон. — Когда умер мой отец?
— Теперь уж месяцев восемь, — отвечал герцог, рассчитав время.
— А когда вы подписали патент на капитанский чин де Канолю?
— Да в то же время.
— Две недели спустя, — сказала Нанон.
— Очень может быть…
— Мне очень неприятно, — продолжала Нанон, — рассказывать про бесчестие другой женщины, разглашать чужую тайну, которая становится нашей, слышите ли? Но ваша странная ревность принуждает меня, ваше поведение заставляет меня говорить… Я подражаю вам, герцог, во мне нет великодушия.
— Продолжайте, продолжайте! — закричал герцог, который начинал уже верить выдумкам прелестной гасконки.
— Извольте… Отец мой был известный адвокат, имя его славилось, двадцать лет тому назад отец мой был еще молод, он всегда был очень красив. Он любил до своего брака мать господина де Каноля, ее не отдали за него, потому что она дворянка, а он не принадлежал к благородному сословию. Любовь взяла на себя труд, как часто случается, поправить ошибку природы, и один раз, когда муж отправился в путешествие… Ну, теперь вы понимаете?