Женская война - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 109

— По праву войны, по праву, на которое при подобных обстоятельствах ссылались господа де Конти, де Бофор, д’Эльбёф и многие другие.

— Такого права не существует, сударь, оно просто называется восстанием.

— Однако ж, основываясь на этом праве, мой лейтенант сдал крепость. Я привожу эту капитуляцию в мое оправдание.

— Капитуляцию! — вскричал герцог д’Эпернон с насмешкой, потому что чувствовал, что королева подслушивает, и ее тень диктовала ему эти оскорбительные слова. — Хороша капитуляция! Вы, вы вступили в переговоры с маршалом Франции!

— Почему же нет, — возразил Ришон, — если маршал Франции вступил в переговоры со мной?

— Так покажите нам эту капитуляцию, и мы посмотрим, действительна ли она?

— У нас было словесное условие.

— Представьте свидетелей.

— У меня один свидетель.

— Кто?

— Сам маршал.

— Призвать маршала, — сказал герцог.

— Это бесполезно, — отвечала королева, раскрыв дверь, за которой она подслушивала. — Уже два часа, как маршал уехал. Он отправился на Бордо с нашим авангардом.

И она закрыла дверь.

Это явление оледенило все сердца: оно обязывало судей признать Ришона виновным.

Пленник горько улыбнулся.

— Вот, — сказал он, — вот как господин де Ла Мельере держит свое слово! Вы правы, сударь, — прибавил он, обращаясь к герцогу д’Эпернону, — вы совершенно правы. Я напрасно вступал в переговоры с маршалом Франции!

С этой минуты Ришон решил молчать и, презирая своих судей, не отвечал больше на вопросы.

Это весьма упростило судоговорение, и через час все формальности были закончены. Писали мало, а говорили еще менее. Докладчик предложил смертную казнь, и по знаку герцога д’Эпернона судьи единогласно согласились с ним.

Ришон выслушал приговор как простой зритель, он молчал и даже не изменился в лице. Когда процесс закончился, он был передан в руки профосу.

Герцог д’Эпернон пошел к королеве. Она была очень довольна и пригласила его к обеду. Герцог, думавший, что попал в немилость, принял приглашение и отправился к Нанон, желая и ее осчастливить сообщением, что он все-таки пользуется расположением ее королевского величества.

Нанон сидела в покойном кресле у окна, выходившего на либурнскую площадь.

— Что же, — спросила она, — узнали вы что-нибудь?

— Все узнал, дорогая, — отвечал герцог.

— Ого! — прошептала Нанон с беспокойством.

— Да, Боже мой, да! Помните ли донос, которому я имел глупость поверить, донос об отношениях ваших с Канолем, вашим братом?

— И что же?

— Помните ли, у меня просили чистый бланк с моей подписью…

— Далее, далее!

— Доносчик в наших руках, душа моя, пойман с помощью его же бланка, как лисица капканом.

— В самом деле? — сказала испуганная Нанон.

Она очень хорошо знала, что доносчиком был Ковиньяк, и хотя не столь уж нежно любила родного братца, однако ж не желала ему несчастья. При том же братец, выпутываясь, мог выдать множество ее секретов.

— Да, доносчик у нас! — продолжал д’Эпернон. — Что вы об этом скажете? Мерзавец с помощью этого бланка сам себя назначил комендантом в Вер, но Вер взят, и преступник в наших руках.

Все эти подробности так согласовывались с хитроумными замыслами Ковиньяка, что Нанон еще более испугалась.

— А что вы с ним сделали? — спросила она дрожащим голосом. — Что вы с ним сделали?

— Вы сейчас сами увидите, что мы с ним сделали, — отвечал герцог, поднимаясь, — Ей-ей, как все удачно складывается: вам стоит только приподнять занавеску или просто откройте окно. Клянусь честью, он враг короля, стало быть, можно посмотреть, как его повесят.

— Повесят? — вскричала Нанон. — Что вы говорите, герцог? Неужели повесят того человека, который выманил у вас бланк?

— Да, его самого, красавица моя. Видите ли там, на рынке, под перекладиной, болтается веревка? Видите, туда бежит толпа? Смотрите… Смотрите! Вот солдаты ведут этого человека, там, налево!.. А, смотрите, вот и король подошел к окну.

Сердце Нанон затрепетало и, казалось, хотело выскочить из груди, однако ж она при первом взгляде увидела, что ведут не Ковиньяка.

— Хорошо, хорошо, — сказал герцог, — господина Ришона повесят высоко и быстро, и он узнает, что значит клеветать на женщин.

— Но, — вскричала Нанон, схватив герцога за руку и собрав последние силы, — но этот несчастный не виноват, он, может быть, храбрый солдат, может быть, честный человек… Вы, может быть, убиваете невинного!

— О нет, нет, вы очень ошибаетесь, дорогая моя, он подделывал подписи и клеветал. Впрочем, он комендант Вера, стало быть, государственный изменник. Мне кажется, если он виновен только в этом преступлении, то и этого довольно.

— Но ведь маршал де Ла Мельере дал ему слово?

— Он говорил это, но я ему не верю.

— Почему маршал не объяснил суду такое важное обстоятельство?

— Он уехал за два часа до того, как обвиняемый предстал перед судьями.

— Боже мой! Боже мой! — вскричала Нанон. — Сударь, что-то говорит мне: этот человек невиновен, и его смерть навлечет несчастье на всех нас!.. Ах, сударь, во имя Неба… вы всемогущи… Вы уверяете, что ни в чем не отказываете мне… Пощадите же для меня этого несчастного!

— Невозможно, Нанон! Сама королева осудила его, а где сама королева, там нет иной власти.

Вздох Нанон прозвучал стоном.

В эту минуту Ришон вышел на площадь; его подвели, все еще спокойного и хладнокровного, к перекладине, под которой висела веревка. Тут уже стояла лестница, ожидавшая его.

Ришон взошел на нее твердым шагом, благородная голова его возвышалась над толпой; он смотрел гордо и с презрением. Палач надел ему на шею петлю, и глашатай громко прокричал, что король совершает правосудие над простолюдином Этьеном Ришоном, клеветником и изменником.

— Мы дожили, — сказал Ришон, — до таких времен, что лучше быть крестьянином, как я, чем маршалом Франции.

Едва успел он выговорить эти слова, как из-под него выбили подставку, и его трепещущее тело закачалось под роковой перекладиной.

Ужас заставил толпу рассеяться, она не вздумала даже закричать: «Да здравствует король!», хотя всякий мог видеть в окнах короля и королеву, Нанон обхватила голову руками и убежала в самый дальний угол своей комнаты.

— Ну, — сказал герцог, — что бы вы об этом ни думали, Нанон, я считаю, что эта казнь послужит добрым примером; когда жители Бордо узнают, как мы вешаем их комендантов, посмотрим, что они сделают!

Подумав, что они могут сделать, Нанон хотела что-то сказать, раскрыла уже рот, но у нее вырвался страшный крик; она подняла обе руки к небу, как бы моля Бога, чтобы смерть Ришона осталась без отмщения. Потом, как будто все силы ее истощились, она рухнула на пол.