— Сударыня, вы здесь не в безопасности; нужно убираться отсюда и плыть в Англию. Господин коннетабль успел повернуть все против нас. Мы едем в Антверпен, к моему другу, верному человеку; поторопившись, мы прибудем туда до рассвета, а следующей ночью сядем на первый попавшийся корабль; никто ничего не узнает, никто нас не увидит, если мы будет осторожны и поедем быстро.
Госпожа Колонна, ужасно испуганная, посчитала, что план великолепен, и одобрила его. Они ехали всю ночь. В конце концов Мария задремала от усталости и проснулась только в ту минуту, когда карета переезжала подъемный мост: звон цепей пробудил ее ото сна.
— Где мы? — спросила она.
— Мы приехали к моему другу, его дом — это крепость, вы увидите, что здесь нам никто не страшен.
Супруга коннетабля протерла глаза — она еще не совсем проснулась, однако ей показалось, что за ней, пока она въезжала, наблюдали солдаты. Мария окончательно убедилась в этом, когда при выходе из кареты к ней обратились с приветствием три офицера: они выполняли приказ правящей эрцгерцогини, распорядившейся, чтобы Марию содержали как пленницу в крепости Антверпена, как того требовал князь Колонна и до тех пор, пока он не решит ее участь.
Мария повернула голову, надеясь в этот критический миг увидеть своего советчика, но его нигде не было. Предатель исчез, выполнив свою миссию.
«Вот оно что! — сказала себе Мария. — Так значит, меня столь щедро развлекали на деньги моего мужа!»
Она была побеждена — надо было смириться, что она и сделала, к большому своему неудовольствию. Эта женщина с ее сатанинской гордостью не хотела сдаваться. Ее содержали в строжайшей изоляции, но ей все же удалось вести переговоры. Коннетабль ничего не хотел слушать, надо было возвращаться, и возвращаться без всяких условий, либо оставаться под замком.
Мария предпочла второе и не особенно жаловалась. Однако ее одолевала скука, она не виделась ни с кем, кроме своих служанок, поскольку была помещена в одиночную камеру. Одна из ее горничных как-то раз рассказала ей о свадьбе мадемуазель Орлеанской и короля Испании, добавив, что Марии надо ехать в Мадрид, где она будет под надежной защитой, поскольку король хранит очень добрые воспоминания о покойном кардинале Мазарини и обо всем, что с ним связано.
— Увы! Что может быть лучше, но как это осуществить?
— Поручите это мне, сударыня, я все устрою.
— Меня уже так обманули, бедняжка моя; но я полагаюсь на тебя, и, если ты злоупотребишь моим доверием, пусть тебя накажет Бог! У меня больше нет сил защищаться.
Славная девушка не выдала госпожу, ибо была ей предана. Она сумела все устроить, добилась приказа о переводе затворницы в Сан-Себастьян, чтобы затем отвезти ее в Мадрид. Все кругом были рады, что Мария не останется у них, все остерегались этих Манчини (мы увидим позднее, что они не ошибались, во всяком случае в отношении других членов этого семейства).
В Остенде супруга коннетабля поднялась на борт галеры, специально зафрахтованной на средства ее мужа, прибыла в Испанию и была принята без всякой торжественности, что было воспринято ею как плохое предзнаменование, поскольку о ее приезде было сообщено.
XVI
Я хочу поскорее закончить рассказ о Марии Манчини, чтобы не загромождать им мое повествование, и сокращу даже эпизоды, касающиеся королевы Испании и обстоятельств, к которым она оказалась причастна.
По прибытии в Мадрид Мария надеялась, что ее примут в доме зятя коннетабля, маркиза де Лос Бальбасеса; вместо этого г-жу Колонна поместили в монастырь, как нам об этом уже известно. Иногда она тайком выходила оттуда и проводила несколько дней вне монастырских стен, а однажды даже отправилась просить убежища у г-на и г-жи де Виллар, и этим поставила их в неловкое положение: они не осмеливались принять бедняжку у себя без разрешения короля и вместе с тем не хотели выгонять ее из своего дома. Супруги приняли третье решение — отправили ее к г-же де Лос Бальбасес и добились, чтобы там с ней хорошо обращались. Но эта беспокойная душа не могла усидеть на месте. Она вернулась в монастырь Благовещения, где с ней встретилась королева.
Королева не смогла противиться желанию расспросить Марию и поговорить с ней по-французски под носом у герцогини, а начав разговор, далее уже не стеснялась и провела с Марией Манчини целый час; супруга коннетабля успела изложить свои доводы, а она — понять их. Королева пообещала Марии Манчини сделать все, что сможет, и не скрыла от нее, что удастся ей довольно мало.
— Я бы предпочла, чтобы вам оказывала покровительство эта старая мегера, мой тиран, что было бы более действенно. В Испании, моя дорогая, король, а особенно королева, всего лишь идолы на золотых ногах. Им поклоняются, но они слишком тяжелы, чтобы сдвинуться с места, и потому обречены на немощь в силу самого своего могущества. В Мадриде самая последняя женщина из народа командует в своем доме, а я не могу даже принять у себя того, кого хочу. В этом мире у меня одно желание, и я его часто повторяю: стать крестьянкой из Фонтенбло или Компьеня.
Наконец королева была вынуждена удалиться, заверив супругу коннетабля, что не забудет о ней и постарается сообщить ей добрые вести. Королева обещала, что сама напишет коннетаблю и добьется для нее приемлемых условий, поскольку супруга находится в его власти и поневоле придется переубеждать его.
После этого положение г-жи Колонна несколько улучшилось; узнав, что королева покровительствует ей, маркиза де Лос Бальбасес согласилась время от времени принимать ее у себя, позволила ей встречаться там с людьми и даже принимать в монастыре посетителей, что стало для той некоторой отдушиной, ибо она с трудом выносила одиночество.
Супруга коннетабля была неспособна отказаться от любви до тех пор, пока она совершенно не уверилась в том, что любовь отвернулась от нее. У своей золовки она познакомилась с графом де Висенте, кузеном того вельможи, которого мы уже встречали в качестве посла у короля; граф был молод, но некрасив до безобразия, и не нашлось ни одной дамы, способной примириться с такой внешностью.
Мария Манчини была кокетка по природе и по необходимости. Она встретила этого Висенте шквалом приветствий и любезностей, вызвавших у него бурный восторг и воспринятых им как манеру вести разговор. Вскоре она увлеклась им; конечно, он не мог сравниться с Людовиком XIV или шевалье де Лорреном, но ей было уже за сорок, она была гонимая, несчастная женщина; все как в басне Лафонтена: наступает в жизни такое время, когда и червячку будешь рад, хотя прежде отвергал орлов. Мария дошла именно до этой стадии.
Ум этой женщины и утонченная манера речи придавали особую прелесть беседе с нею; восхищение графа де Висенте, вызванное разговором с нею, Мария приняла за любовь, а удовлетворенное тщеславие его — за страсть, на которую она поспешила ответить. Ее удивляло только одно: этот человек не объяснялся ей в любви, а ограничивался общими местами и избитыми фразами.
Супруга коннетабля избрана г-жу де Виллар себе в наперсницы, расхваливала ей достоинства новоявленного Париса, но славная жена посла не разделяла ее восторгов.