Блэк - читать онлайн книгу. Автор: Александр Дюма cтр.№ 89

Что касается Терезы, то он несколько успокаивался, думая об обещании, данном ему Анри, обещании, которое, станет для последнего еще более нерушимым, когда он увидит ту, о которой дал слово заботиться; к тому же, де ля Гравери надеялся, что бы там не говорил по этому поводу его брат, что ему удастся обеспечить будущее молодой девушки собственноручным завещанием, составленным по всем правилам.

Оставалась дуэль.

Несколько часов одиночества и раздумий остудили кровь шевалье, и, хотя его решение по-прежнему оставалось неизменным, ему потребовалось призвать на помощь весь свой разум, чтобы успокоиться.

К несчастью, задача была очень трудной, и чем больше шевалье старался доказать самому себе, что у него есть масса разных причин оставаться спокойным, тем больше самых черных мыслей рождалось в его мозгу.

Все, что несколько часов назад представлялось ему не заслуживающим никакого сожаления, в этот миг казалось таким сладостным, таким прекрасным и соблазнительным, что он никак не мог решиться расстаться со всем этим.

Все радости, все удовольствия, все наслаждения жизни вставали в его памяти и, взявшись за руки, кружились в прельстительном и манящем танце; казалось, они с грустью говорили шевалье: «Прощай, шевалье!.. ты скоро лишишься нас, ты, который с легкостью мог бы нас удержать, если бы не изображал из себя молодого человека, задиру, завзятого дуэлянта, поборника справедливости, Дон-Кихота, наконец!»

И мрачные видения будущего беспорядочно роились в глубинах его сознания, как будто стремились вырваться наружу и стать реальностью.

Он чувствовал, как холод смерти леденит его кожу и проникает в тело.

Ему казалось, что из потустороннего мира прилетели духи, дабы завладеть его телом; он чувствовал на своем лице дуновение воздуха от взмахов огромных крыльев летучих мышей.

Малейший шум, раздававшийся по соседству, ассоциировался у него со стуком молотка, сколачивающего доски гроба, предназначавшегося для него.

Бодрствуя, он грезил наяву, что его предают земле, и слышал, как глина и камни тяжело падают на крышку его гроба.

Он чувствовал, как тысячи могильных червей заползают в складки его савана, и по его коже в предчувствии их леденящего и омерзительно-скользкого прикосновения пробегала дрожь.

Ночь, излюбленное время всех мрачных видений и потусторонних сил, показалась ему бесконечно длинной, и едва только занялся рассвет, он поспешно, вопреки своим привычкам, вскочил с постели.

«Решительно, — произнес шевалье, которого сотрясала дрожь, вызванная наполовину холодом, а наполовину тем состоянием духа, в котором он пребывал, — решительно, я не создан, для того чтобы стать героем! Что же, тем больше я буду уважать себя за свое достойное поведение; но как странно, вчера я совершенно не испытывал ни малейшего страха — а ведь, наоборот, именно вчера я и должен был бы испытывать колебания, — тогда как сейчас меня охватывает дрожь. Но не могу же я, однако, ежеминутно вызывать кого-нибудь на дуэль, дабы поддерживать свое мужество на должном уровне!»

И шевалье, чтобы прогнать эти гнетущие мысли, и, видя, что безделье вновь повергает его в мучительные терзания, решил написать Анри д'Эльбэну, не называя имени своего противника, что, по всей видимости, дуэль будет назначена завтра в восемь часов утра, и поэтому он просит Анри зайти за ним завтра в семь, чтобы вместе отправиться на место поединка.

Он ни в коем случае не хотел допустить свидания Анри с офицерами, которые могли бы ему все рассказать; за время, оставшееся до завтрашнего дня, или точнее до часа, назначенного для встречи секундантов, шевалье надеялся найти второе доверенное лицо, человека, который договорился бы об условиях поединка с секундантами Гратьена.

Закончив писать и запечатав письмо, де ля Гравери вышел из дома, чтобы самолично отнести его на почту. В столь значительных обстоятельствах шевалье предпочитал полагаться на самого себя.

Выходя из ворот на улицу, он нос к носу столкнулся с человеком, пообещавшим ему найти Блэка.

— О! вы уже на ногах, сударь! — обратился к нему Пьер Марто. — Что же, можно сказать, вот собака, которой повезло больше, чем многим людям. Ведь, к примеру, потеряйся я, никто и не заметит, а уж тем более, слава Богу, не лишится сна. Но, впрочем, час скоро уже наступит.

— Какой час? — спросил шевалье, чья голова еще не вполне прояснилась.

— Час, когда я, надеюсь, смогу вернуть вам ваше животное.

— Вы его видели? О, отведите меня к нему, дорогой мой. Если бы мой дорогой Думесниль был рядом со мной, мне кажется, я бы больше никого не боялся.

— Терпение! Наберитесь терпения! Мы сейчас с вами не торопясь отправимся туда, где он находится, и вы увидите, что я вам не солгал.

— Но куда же вы идете?… или, точнее, куда мы идем?

— На собачий рынок, черт возьми. Не думаете ли вы, что мошенник, укравший вашего пса, увел его, чтобы сделать из него святые мощи? Идемте же!

— Но все же?

— Вот как обстоят дела: о собаке не заявляли; никто не видел ни объявления о пропаже, ни обещания дать за нее большое или малое вознаграждение; значит, можно не волноваться; так что я уверяю вас, что в это время ваш песик, подобно нам, потихоньку трусит в сторону заставы Фонтенбло.

Действительно, именно у заставы Фонтенбло каждую неделю по воскресеньям, вторникам и пятницам проходит лошадиная ярмарка, а торговля собаками служит ее прямым продолжением и дополнением.

Два художника, один из них, покинувший нас в расцвете сил, Альфонс Жиру и Роза Бонер, женщина с таким нежным именем и таким ярким щедрым талантом, создали из этого спектакля две картины, которые по-разному воспроизводят его живописный характер.

Но в назидание тем, кто все названия понимает буквально, мимоходом замечу, что вовсе не на лошадиную ярмарку следует идти тому, кто решил приобрести тех великолепных породистых животных, что демонстрируют свое изящество и утонченность на посыпанных песком аллеях Булонского леса.

Лошадиная ярмарка носит чисто утилитарный характер; здесь не ценится ни изящество линий, ни благородство пород; сюда приходят, чтобы приобрести рабочий скот, живую машину для работы и к тому же по самой дешевой цене.

Достаточно сказать, что за исключением некоторых тягловых пород: нескольких першеронов да нескольких булонских тяжеловозов, — на этой ярмарке можно, встретить лишь изнуренных, одряхлевших животных, надорвавшихся на мостовых Парижа, этого лошадиного ада; там можно увидеть только жалких, измочаленных одров с разбитыми ногами, из которых барышники настойчиво, упорно, до капли стремятся выжать все силы, которыми Господь наградил их мускулы; всю мощь, которую он вложил в их ноги, прежде чем, воспользовавшись Моифоконской бойней, отправить их в небытие.

Но особливо на лошадиной ярмарке следует обходить тех животных, которые выглядят здоровыми и крепкими.

Можно с полной уверенностью сказать, что либо у них дурной норов, либо они подвержены головокружениям.