Меч Константина - читать онлайн книгу. Автор: Деян Стоилькович cтр.№ 37

Неманя заткнул нож за пояс и посмотрел на бледную луну, висящую в ночном небе. Он был сильно взволнован. Штурмбаннфюрера Канна он прежде воспринимал как холодного, расчетливого мужчину, но этот его поступок был, мягко говоря, совсем не логичным. Оставив труп Марко Шмидта, Неманя направился по тропинке к городу, мучаясь проклятым вопросом.

Что же, что заставило эсэсовского офицера так легко отказаться от почетного оружия, которое он получил за участие в «ночи длинных ножей» [50] ?

Генрих Канн тщательно прикрыл за собой дверь и настороженно оглянулся.

Все было в порядке: железная кровать в углу, зеркальный шкаф, окно, сквозь которое лился серебряный свет луны. Слишком скромное жилище для высокопоставленного офицера СС.

В душе он всегда оставался аскетом. Единственная роскошь, которую позволял себе Канн, – длинные французские сигареты. Все остальное казалось лишним. Алкоголь, женщины из борделя, эксклюзивные рестораны «только для офицеров»… Все это существовало для тех, кто готов был проспать всю жизнь. Он же посвятил свою карьеру возвышенным целям. Вся его деятельность в Аненербе служила поиску одной-единственной вещи, которая обеспечила бы его гораздо лучше, чем снабжали себя спесивые чины в шитых золотом и серебром погонах.

Он подошел к столу и нежно опустил на него продолговатый сверток.

Снял плащ и бросил его на кровать.

Несколько мгновений он рассматривал ткань, в которую был завернут предмет, после чего не спеша принялся разматывать ее. С удивлением он обнаружил, что случайно прихватил с собой флаг Седьмого легиона Клавдия. На нем ясно читалось: «Legio VII Claudia». Закончив работу, Канн еще долго молча смотрел на лежащий перед ним предмет. И когда он наконец поднял меч, руки его задрожали.

Всю свою жизнь он мечтал об этом мгновении. Но ему даже в голову не могло прийти, что это случится в балканской глуши, в комнате, оклеенной давно вышедшими из моды австрийскими обоями, в самом конце войны, которая, по глубокому убеждению всех жителей фатерланда, должна была принести Германии блистательную победу. Он опять осторожно обернул меч флагом, опустил его в ящик и запер на ключ.

Канн ощутил во всем теле странную приятную дрожь. Усевшись на стул, он потянулся за одной из книг, которые были аккуратно расставлены на полке, и открыл ее.

Глаза пробежались по рядам рун…

Высоко в небе сияла луна – круглая дыра в тончайшей ткани вечности, сверкающий глаз демона, рассматривающего город… Город под ней казался скопищем сбившихся в кучу домов, разрезанных улицами. Купола храмов возвышались над этим кладбищем несбывшихся надежд, укрытым невидимой тенью гражданской войны и тихой балканской неизбежностью – первопричиной жизни и смерти.

Отто фон Фенн задумчиво смотрел в сторону проволочной ограды. За ней простиралась ночь – густая непроницаемая сеть. Весь северо-восток был залит серебристым лунным светом. Пейзаж выглядел призрачным и безлюдным, а ряды пирамидальных тополей вдоль Нишавы издалека напоминали неподвижное мертвое войско.

Укрывшись за вагонной тележкой, полковник лежал на плащ-палатке и думал о том, имеет ли вообще эта акция хоть какой-то смысл. Он знал, что солдаты и офицеры за его спиной откровенно посмеиваются, а по коридорам фельдкомендатуры давно гуляет слух о том, что он сошел с ума. Но его это ничуть не волновало. Таинственный голос в его голове неустанно твердил, что появление зверя именно здесь и сейчас имеет свой сакральный смысл… И что во всем этом деле именно для него прописана особая роль. Ему было неинтересно, чем все это закончится – победой или поражением, важно было до конца сыграть роль, определенную ему самой судьбой.

Стрелки его часов показывали четверть одиннадцатого, когда за оградой раздался непонятный шум.

Даже с этого расстояния отчетливо донесся сухой щелчок спускового механизма гранаты. Несколько секунд спустя мощный взрыв разорвал гробовую тишину ночи. Разлетевшаяся на куски северная часть ограды вместе с тремя бетонными столбами взмыла на воздух. Вскоре раздался надрывный вой сирены, зажглись прожектора, в депо вбежали солдаты под командой унтер-офицеров.

Фон Фенн вскочил с плащ-палатки, на которой он так удобно устроился, и осторожно стал пробираться к тому месту, где взорвалась граната. Его сопровождали несколько человек, среди которых был и Кестнер, сжимавший в дрожащей руке люгер. При этом он выглядел очень смешно.

В ограде образовалась огромная дыра, которую на время скрыло белое непроницаемое облако пыли, заслонившее собой ожившую темноту. На месте взрыва они обнаружили только большую воронку, образованную разорвавшейся ловушкой.

– Эта тварь… Она все еще здесь? – испуганно спросил Кестнер.

– Нет, – холодно ответил фон Фенн. – Она сбежала. Он опустил карабин и указал левой рукой в сторону Нишавы:

– Туда.

– Отлично… – С видимым облегчением Кестнер вытер со лба пот. – Возблагодарим за это доброго Бога. Надо послать в этом направлении несколько патрулей, надо бы что-то…

Он отдал ближайшему солдату короткую команду, а повернувшись, увидел, что фельдкоменданта нет. Лейтенант испуганно огляделся по сторонам:

– Господин полковник?

Потом он посмотрел на запад, куда, как ему показалось, удалялась высокая фигура.

Однако он не успел осмыслить виденное, потому что появился крайне озабоченный Рихтер, которому, насколько знал Кестнер, не очень нравилась идея ночной засады. Контрразведчик с тревогой спросил, куда подевался фельдкомендант.

Поколебавшись, Кестнер воздел правую руку и указал во мрак за дырой в ограде.

– И ты позволил ему уйти туда в одиночку? – Недоверчивость Рихтера сменилась бешенством, он заорал на адъютанта: – Кестнер, проклятый идиот! Ты что, с ума сошел?!

– Я возражал… – заикнулся тот. – Но он ушел. Я только оглянулся, а его и след простыл.

Рихтер выхватил из кобуры пистолет. После короткой консультации с двумя унтер-офицерами он приказал выстроить весь наличный состав цепью и двинуться по направлению к реке.

Повернувшись к Кестнеру, который преданно смотрел на него, он озабоченно произнес:

– Лейтенант, мне кажется, это добром не кончится…

Лунный свет медленно вливался в широко распахнутое окно Неманиной комнаты.

Он был серо-голубым, как глаза одной таинственной девушки, как ее голос, как его прошлое…

Неманя захлопнул дневник.

Под его обложкой серо-голубое прошлое все еще было живым, и все те люди, многие из которых теперь уже мертвы и забыты, как будто все еще существовали в рукописных строчках. Как будто он своей рукой с зажатым в ней пером предоставил им вечное пристанище.