(джунгли)
глубоко под городом, глубоко, как в катакомбах,
(уимови)
или как…
— Ыш, — позвал он сквозь растрескавшиеся губы. Господи, как
же ему хотелось пить! — Ыш, это не грязь, это трава. Или сорняки… или…
Ыш отозвался именем своего друга, но Джейк его и не услышал.
Никуда не делось эхо от топота преследователей (более того, оно заметно
приблизилось), но Джейк проигнорировал и эти звуки.
Трава, растущая из выложенной кафелем стены. Сокрушающая
стену.
Джейк посмотрел вниз и увидел еще траву, много травы,
ярко-зеленой, сверкающей под флуоресцентными лампами, растущей на полу. А
кусочки разбитого кафеля теперь более всего напоминали осколки костей древних
людей, которые жили и строили до того, как Лучи начали разрушаться, а мир —
сдвигаться.
Джейк наклонился. Сунул руку в траву. Поднял кусочки
разбитого кафеля, но также и землю, землю
(джунглей)
каких-то глубоких катакомб, или могилы, или, возможно…
Какой-то жучок-паучок полз по пригоршне земли, которую Джейк
поднял с пола, с красной отметиной на черной спине, напоминающей кровавую
улыбку, и мальчик отбросил его с криком отвращения. Клеймо Короля! Правильно
говоришь! Он пришел в себя и осознал, что стоит, опустившись на одно колено,
занимаясь археологическими раскопками, как герой в каком-то старом фильме,
тогда как бегущие по следу собаки настигают его. И Ыш смотрел на него, глаза
сверкали тревогой.
— Эйк! Эйк — Эйк!
— Да, — он заставил себя подняться. — Я иду, Ыш. Но что это
за место?
Ыш понятия не имел, чем вызвана озабоченность, которую он
слышал в голосе своего ка-дина; он видел перед собой то же, что и прежде,
обонял то же, что и прежде: ее запах, мальчик просил его найти, следовать за
ним. И запах этот становился все свежее. Ыш побежал дальше.
4
Пять минут спустя Джейк остановился вновь, крича: «Ыш!
Подожди, остановись!»
Покалывание в боку вернулось, проникло глубже, но все-таки
остановило мальчика не оно. Все изменилось. Или изменялось. И, да поможет ему
Господь, он знал, во что все менялось.
Над его головой по-прежнему горели флуоресцентные лампы, но
стены покрыла зеленая растительность. Воздух стал сырым и влажным, рубашка
намокла, прилипла к телу. Прекрасная оранжевая бабочка огромных размеров
пролетела мимо его широко раскрывшихся глаз. Джейк попытался ее схватить, но
бабочка легко и непринужденно ускользнула от его руки. Играючи, подумал он.
Выложенный плиткой коридор превратился в тропу в джунглях.
Впереди тропа эта вела к неровной дыре в густой растительности, возможно, к
какой-то вырубке или прогалине. А дальше Джейк сквозь туман видел огромные
старые деревья, их могучие стволы покрывал мох, ветви переплели лианы. Он видел
и громадные папоротники, а над деревьями, сквозь зеленый покров, слепящее небо,
накрывающее джунгли. Он знал, что находится под Нью-Йорком, должен находиться
под Нью-Йорком, но…
Пронзительно закричала мартышка, так близко, что Джейк
дернулся и поднял голову, уверенный, что увидит ее прямо над собой, лыбящуюся
на него между ламп. А потом, леденя кровь, по джунглям прокатился оглушающий
рык льва. Только этот лев определенно не спал.
Мальчик уже хотел развернуться на сто восемьдесят градусов и
дать деру, когда понял, что такой возможности у него нет; «низкие люди»
(возможно, возглавлял их тот самый тип, который сказал, что «паппа стал
обедом»), отрезали ему путь к отступлению. И Ыш смотрел на него с горящим в
глазах нетерпением, ему явно хотелось бежать дальше. Ыш тупостью не отличался,
но не выказывал никаких признаков тревоги, во всяком случае, не считал, что
впереди их поджидает что-то ужасное.
Со своей стороны, Ыш тоже не мог понять, что происходит с
Джейком. Он знал, что мальчик устал, чувствовал по запаху, но знал и другое:
Эйк боялся. Почему? Да, в этом месте хватало неприятных запахов, преимущественно
пахло людьми, но Ыш не считал, что они свидетельствовали о нависшей над ними
опасности. А кроме того, здесь был и ее запах. Теперь очень свежий. Словно она
находилась совсем рядом.
— Эйк! — вновь тявкнул он.
Джейк уже восстановил дыхание.
— Хорошо, — он огляделся. — Ладно. Но не так быстро.
— Тро, — откликнулся Ыш, и Джейк без труда отметил нотки
осуждения в ответе Ыша.
Джейк двинулся дальше только потому, что выбора у него не
было. Он шагал по поднимающейся вверх по склону заросшей тропе (по восприятию
Ыша, они шли по прямой, проложенной на горизонтальной плоскости, с того самого
момента, как лестница осталась позади), которая вела к прогалине или вырубке,
обрамленной папоротниками и лианами, к безумному визгу мартышки и леденящему мошонку
реву охотящегося льва. А в голове вновь и вновь звучала песня
(в деревне… в джунглях… тихо, мой милый, не шевелись, мой
милый…)
и теперь он знал, что это за песня, знал даже название
группы
(это же «Токенс»
[20]
с песней «Лев сегодня спит», покинувшей
чарты, но не наши сердца)
которая исполняла ее, но какой фильм? Как назывался этот
чертов фи…
Джейк добрался до вершины склона и края прогалины.
Всмотрелся в ковер широких зеленых листьев и ярких пурпурных цветов (маленький
зеленый червячок как раз забирался в сердцевину одного из них), и в тот самый
момент в памяти всплыло название фильма, а по коже вдруг побежали мурашки, по
всему телу, от шеи до пяток. Мгновением позже первый динозавр вышел из джунглей
(громадных джунглей) и неспешно пересек прогалину.
5
Однажды, давным — давно
(пришла пора перекусить)
когда он был маленьким мальчиком
(черничный в чашки чай разлить)
наступил день, когда мать отправилась в Монреаль со своим
арт — клубом, а отец — в Лас — Вегас на ежегодное представление осенних
программ;
(и джем по-братски разделить)
случилось это, когда Баме было четыре…
6