Неужели началось?
За ним – Бак точно знал, что за ним – пришли четверо: вооруженные до зубов, чванливые офицеры шагали боевым строем. Преподобный почувствовал, что готовится нечто дурное. Что бы это ни было, он примет испытание, которое, вероятно, потребует всех сил души. Бак примет его как часть великого Божьего замысла.
Конвоиры остановились у камеры преподобного.
– Уэйн Пол Бак? – прочитал один из полицейских по карточке, прикрепленной к зеленой папке.
Напрягшись, Бак кивнул.
– Пойдете с нами.
– Я готов, – ответил Бак с вызовом и достоинством.
Офицер открыл дверь. Остальные конвоиры отошли назад, взяв оружие на изготовку.
– Повернитесь и заложите руки за спину.
Преподобный сделал, как велели. Бак чувствовал: надвигается нечто ужасное. Холодная сталь наручников обхватила запястья, и предвестником грядущего щелкнул замок.
– Сюда, сэр.
«Сэр». Уже насмехаются.
Не говоря ни слова, конвоиры проводили Бака по коридору до лифта; поднявшись на несколько этажей, повели его дальше. У серой металлической двери офицеры остановились и постучали.
– Входите, – ответил женский голос.
Бака ввели в небольшой кабинет. Через единственное окно преподобный увидел, что на улице ночь, и в темноте горят огни Манхэттена. А за металлическим столом сидела она – женщина-офицер, что привела центурионов.
Бак встал перед ней – перед своим Понтием Пилатом – гордый, непокоренный.
Женщина-офицер приняла папку у конвоира.
– Вам предоставили защитника? – спросила она.
– Мне не нужен защитник, кроме Бога. Он – мой адвокат.
Только сейчас Бак заметил, как эта женщина прекрасна, как молода. Над ухом, где ударил камень, ей успели наложить повязку. И этого человека он спас от смерти.
«У дьявола много обличий».
– Что ж, ваше право. – Встав из-за стола, офицер сняла с вешалки пиджак и надела его. – Судебный исполнитель готов?
– Да, капитан.
– Тогда идемте.
– Куда? – спросил Бак.
Его вывели из кабинета – к другому лифту. Спустившись, конвоиры сопроводили преподобного через паутину коридоров во двор. Там в свете натриевых ламп поблескивала кузовом немаркированная машина, работавшая на холостых оборотах. За рулем сидел коп в форме. А снаружи, с пассажирской стороны, скрестив на груди руки, дожидался крупный, приземистый человек в сером костюме.
– Снимите наручники, – приказала капитан. – И усадите его сзади, пожалуйста.
Бака расковали и посадили на заднее сиденье. Хейворд тем временем переговорила с человеком в сером и передала ему зеленую папку. Тот расписался в бланке на дощечке с зажимом, сел рядом с водителем и захлопнул дверь.
Хейворд же наклонилась к заднему окну и сказала:
– Вам, должно быть, интересно, что происходит, мистер Бак?
Преподобного захлестнули эмоции: вот оно, сейчас его повезут на встречу с судьбой, где наступит момент истины!.. Бак был готов.
– Этот человек – судебный исполнитель. Он доставит вас обратно в Броккен-Эрроу, штат Оклахома, где вас разыскивают за нарушение правил досрочного освобождения.
Не может быть. Над ним издеваются. Это лишь трюк.
– Мистер Бак, вы меня поняли?
Бак не стал отвечать. Он не поддастся на их уловки!
– Окружной прокурор решил не возиться и не стал возбуждать против вас дело. Хотя, по правде сказать, вы ничего и не натворили. Не считать же преступлением то, что вы пользовались правом на свободу слова. Не скрою, вы избрали для этого не самый стандартный способ, но нам повезло избежать беспорядков и тихо-мирно распустить ваших людей. Все они сейчас дома, а то место в парке мы обнесли забором. Скоро его вычистят и засеют травой. Администрация парка все равно планировала эти работы, так что реального ущерба вы никому не причинили. Инцидент, как говорится, исчерпан.
Бак слушал и не верил ушам.
– А... – едва смог выговорить он. – А что же со мной?
– Как я уже сказала, вы отправляетесь назад, в Оклахому. У нас с вами никаких дел больше нет, зато у комиссии по досрочному освобождению к вам несколько вопросов.
Улыбнувшись, Хейворд, наклонилась ближе:
– Мистер Бак, вы хорошо себя чувствуете?
Преподобный не ответил, потому что чувствовал себя нехорошо. Ему было дурно.
Опершись о крышу машины, капитан наклонилась к преподобному еще ниже:
– Мистер Бак, позвольте я кое-что вам скажу? Это личное.
Бак уставился на офицера.
– Во-первых, Иисус только один, и вы – не Он. А во-вторых, я – христианка. Вы не имели права указывать на меня пальцем и отдавать на милость толпы, якобы творя правосудие. Вам не мешало бы перечитать Евангелие от Матфея: «Не судите, да не судимы будете... Лицемер! вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего». – Помолчав, Хейворд добавила: – Отныне вы отвечаете только за себя. То есть ведете себя, как подобает добропорядочному гражданину, не ввязываетесь в сомнительные дела и соблюдаете закон.
– Но... Вы не понимаете... Скоро начнется. Предупреждаю вас, скоро начнется. – Слова дались Баку с огромным трудом.
– Я не знаю, состоится ли Второе пришествие, но уверена, что вас об этом известят в последнюю очередь.
Хейворд улыбнулась, похлопала по крыше автомобиля.
– Прощайте, мистер Бак. И не ищите приключений.
Глава 84
Граф терпеливо дождался, пока ему подадут ужин в пышно обставленный обеденный зал главной постройки Кастель-Фоско. Стены здесь были настолько толстые, что снаружи не долетало ни единого звука; слышно было только, как жужжат сервомоторы Буцефала, сидящего на белом насесте: искусственный попугай грыз искусственный же орех. За роскошными окнами открывался великолепный пейзаж: холмы Кьянти, глубокая долина Греве. Однако граф предпочитал остаться за столом, на тяжелом дубовом стуле и с неспешностью истинного гурмана обдумывать события дня.
Ход мыслей прервали шаги в коридоре. Шаркая, вошла кухарка Ассунта. На дальний конец стола она поставила большой поднос, с которого одно за другим выложила перед хозяином лапшу мальтаглиати на свином бульоне, рагу из бычьего хвоста, приготовленную над огнем печень домашней птицы и гарнир из фенхеля, тушенного в оливковом масле. Именно такую – простую и домашнюю – пищу любил вкушать граф, когда жил на вилле, и именно такие блюда в совершенстве готовила кухарка Ассунта. Ей, конечно, не доставало лоска и утонченности покойного Пинкеттса, но тут уж, увы, ничего не поделаешь.
Фоско поблагодарил служанку и, когда она вышла, налил себе кьянти из личного погреба. Отпив вина, он принялся за еду, однако, хоть и умирал с голоду, не позволял себе спешки: смаковал каждый кусочек и каждый глоток.