Алан ударил Стефана кулаком по голове так сильно, что у того едва не оторвалось ухо.
— Я убью тебя, Брунос, мать твою! Ты меня слышишь? — зарычал он.
Донна бесстрастно наблюдала за ними.
Джой долил ей лимонада в стакан и тихо сказал:
— Мне предлагали втянуться во все это, но я отказался. И я рад, что так поступил. Теперь каждый раз, глядя на своих детей, я думаю об этих бедных маленьких шлюшках. Некоторые из детей даже не знают, откуда они. Нам придется отвезти их в одну из католических миссий. Думаю, так будет правильно. Пусть они с этим разберутся. А когда, наконец, приедут их родители, местные объяснят им, что случилось. Беда в том, что родители часто продают детей, а потом забывают о них… — Он нервно провел пальцами по своим густым, жестким, как проволока, волосам.
Джой заметил, что у Донны вдруг позеленело лицо. И вполголоса предложил Алану:
— Уберите отсюда девочку, Алан. Мы тут сами все закончим. В любом случае будет лучше, если вы сейчас исчезнете. Предоставь мне и местным оборванцам расчистить это место.
Алан протянул ему свою широкую, мускулистую длань:
— Спасибо, Джой, я это оценил.
Тот улыбнулся, показав чистые белые зубы.
— Вы хорошо платите! Но, честно говоря, я и сам собирался сюда нагрянуть. Не знаю, не знаю, Алан. В мире в наши дни накопилось много дерьма и грязи. И все же, похоже, все по-прежнему ненавидят вооруженных грабителей. Собственность и деньги для людей священны. Выходит, человеческая жизнь — это совсем иная игра, а?
Алан кивнул и, взяв Донну под руку, вывел ее из комнаты.
Они вдвоем вышли из отеля. Донна в последний раз взглянула на встреченных ею здесь детей. Они тихо сидели, сбившись в стайку; лица их были бесстрастны — никаких проблесков чувств не было заметно на них. Дети принимали еще одно изменение своей участи так же покорно, как до этого все остальное.
— Что с ними станет, Алан? Какой будет конечный результат?
Он открыл перед ней дверцу машины.
— На это я не могу ответить, дорогая. Сюда их привезли родители. Пусть теперь с этим разбирается Джой. Мы ведь сделали, что могли, не так ли?
Донна заглянула ему в глаза:
— Сделали, что могли? Тогда почему я не чувствую себя лучше?..
Алан тяжело вздохнул, Донна скользнула взглядом по мужественным чертам его лица. Заметила морщины вокруг его глаз и губ, увидела, как осунулось лицо Алана из-за бессонной ночи. И в отчаянии покачала головой.
— Кто же о них позаботится? И кому они вообще нужны?
— Не знаю, дорогая. А теперь садись в машину, ладно? Даже Бог на текущие дела отводил по одному дню. И даже он, когда закончил, устроил себе выходной!..
Если бы Донна могла сейчас шутить и реагировать на шутки, она, конечно, засмеялась бы. Но в таком состоянии она не способна была даже плакать.
Джек Кроун казался встревоженным. Это уже начинало действовать Джоджо О'Нилу на нервы.
— Значит, ты не можешь пробиться. Большое дело! Ты понимаешь, какая там сейчас ситуация? Иногда они по нескольку дней не могут пользоваться телефонами.
Джек с ним не согласился.
— Это как раз не самое важное, Джоджо. Там что-то в целом не так. Я чувствую это нутром.
Джоджо громко рассмеялся.
— А ты уверен? Надо же — чувствует нутром! Вот чего я еще не слышал. Зная Стефана, могу тебе точно сказать: он охотится за шлюхами на пару с пустоголовым Джеком, братцем этого Кэнди. Но, учитывая маленькие пристрастия Стефана, если Джек приударяет за девчонками, то Стефан — за их бабками! — И он громоподобно расхохотался над собственной шуткой.
Джек Кроун некоторое время бесстрастно молчал. Тогда Джоджо вновь веско заговорил с ним:
— Ты поедешь домой? Я не выношу смотреть на то, как ты тут сидишь с такой унылой мордой, как в дождливый уикэнд в Блэкпуле. Ко мне скоро нагрянет одна пташка, и я хочу, чтобы у меня было соответствующее настроение: поразвлечься с ней, а не повесить ее.
Джек потер лицо большой ладонью.
— Все равно я думаю, что там что-то стряслось. Я даже не мог получить от них факс. Предполагалось, что они должны были сообщить нам, когда поступит следующая партия товара. А мы ничего не услышали. И даже модемная линия молчит.
Джоджо потерял терпение.
— Джек, уматывай домой, ясно?.. Играй с детьми, играй с собой, если тебе нужно, но, пожалуйста, уезжай домой!
Джек уставился на перебинтованную руку Джоджо. Культи у того оказались безобразно распухшими. Джек знал, что Джоджо поглощает обезболивающие таблетки, как конфеты. И это помимо ежедневной изрядной дозы алкоголя.
— Он с таким же успехом мог выстрелить тебе в голову, — злорадно заметил Кроун, — потому что после того, как Ник отстрелил тебе пальцы, ты наполовину сошел с ума.
Лицо Джоджо потемнело от гнева, и он заревел:
— Я еще с ним разберусь! — Он взглянул на свою искалеченную руку и прошипел, стиснув зубы: — Как только прыжок завершится, я его достану. Я пообещал это себе. Он будет в моих руках. И я заставлю этого ублюдка визжать, умоляя о помиловании!..
Джек перебил его:
— Судя по тому, как ты относишься к бизнесу, — сдержанным тоном произнес он, — ты не сможешь даже постирать свое белье. Не говоря уже о том, чтобы достать Ника Карвелло. Выпивка и наркотики, наркотики и птички, выпивка и птички. В этом ты весь.
Джоджо внимательно посмотрел на своего партнера по бизнесу и единственного друга и шутливо спросил:
— Ну, так и что же в этом нового?
Джек вздохнул. В глубине души он был почти уверен, что в Шри-Ланке стряслось что-то серьезное. Но понимал: пока он не сможет с помощью фактов обосновать и доказать это, его друг и наставник просто не захочет ничего слушать.
Спустя пять минут к Джорджио прибыла молоденькая девушка с грудями, как мячи для регби, и губами, как канализационные трубы. И тогда Джек собрался и поехал домой.
Его по-настоящему интересовали только жена и собственные дети. И еще он старался держаться подальше от тюрьмы. А когда Джорджио начал вылезать на поверхность после неудачной для него стычки с Ником, Джек сразу уловил изменение в обстановке: все самое дорогое для него оказалось в опасности. Он-то знал, что скорее перережет своему другу и партнеру горло простой бритвой, чем позволит тому разрушить все, что было дорого Джеку.
Алан сидел на великолепной веранде отеля и потягивал шотландское виски из стакана. Комната фактически находилась на берегу — всего-то в каких-то в двадцати ярдах от моря. Рокот волн подбадривал Алана. Море было вечной, опасной стихией; оно требовало к себе уважения. Он с этим был согласен. Ему нравилось прислушиваться к шуму прибоя в такое время, как сейчас. Тишину нарушал еще и писк ночных насекомых. Глядя на море, Алан любовался отражением луны на дрожащей поверхности воды.