Ну нет. Она никогда не позволила бы себе выглядеть как эти женщины. Почти все они еще в юности потеряли всякую надежду на сколько-нибудь пристойную жизнь. Она же ни при каких обстоятельствах не пала бы так низко.
Дверь в комнату Джэки была открыта, и, чуть помедлив, Мора вошла. Знай эти женщины, смотревшие на нее с нескрываемым чувством зависти, что в сумочке у нее пистолет, они, вероятно, испытали бы совсем иные чувства.
– Джэки? Джэки, дорогая! – В голосе Моры звучала нежность. Она прошла в спальню и увидела на постели Джэки. Опухоль на ее лице опала, и выглядела она немного лучше, чем в прошлый приход Моры.
– О, Мора... – Джэки говорила все еще с трудом.
Мора присела на постель:
– Я заскочила на минутку, чтобы повидаться с тобой, Джэки. Может, приготовить тебе чай?
Карие глаза Джэки раскрылись от удивления. Мора Райан будет готовить для нее чай? Да это все равно что английская королева стала бы мыть пол у кого-нибудь на кухне.
Словно угадав ее мысли. Мора улыбнулась. Она нашла кухню и приготовила чай. Комнатка была маленькой, но довольно чистой. Мора заметила, что шкаф для продуктов пуст. Она поставила чай, чтобы настоялся, и вышла на площадку перед домом. Женщины все еще стояли там. Мора поняла, что они говорят о ней, и решительно направилась прямо к ним.
– Кто-нибудь из вас дружит с Джэки Траверной?
– Ну, я дружу, а что? – резко ответила толстая шатенка с длинными растрепанными волосами.
– Надеюсь, вы знаете, что с ней случилось?
Толстуха шумно вздохнула:
– Да, я теперь вожу ее Деби в школу вместо нее. А в чем дело?
– Я дам вам денег, купите что-нибудь для нее.
Женщины переглянулись.
– За труды я вам, разумеется, заплачу.
Толстуха пожала плечами:
– Ладно.
Она последовала за Морой в квартиру и как-то очень по-дружески вошла в спальню к Джэки, за что Мора испытала к ней благодарность.
Мора вынула из сумки пять двадцатифунтовых купюр и обратилась к Джэки:
– У тебя есть холодильник?
Джэки кивнула.
– Прекрасно. – Мора повернулась к толстухе. – Вот сотня фунтов, набейте продуктами холодильник и кухонный шкаф до самого верха. За труды получите двадцатку, идет?
Пораженная, толстуха взяла деньги. Она догадалась, что Мора не из Социальной службы и не из церкви. Те разговаривают совсем иначе. И решила, как только Мора уйдет, разузнать у Джэки, что за особа к ней приходила.
После ухода соседки Мора налила Джэки и себе чая. Джэки, взяв чашку у Моры, как-то умудрилась сесть на постели, и тут Мора увидела багровые шрамы на ее руках и плечах. Проклятый Денни Рубенс!
Раскурив две сигареты, Мора одну дала Джэки. Не только руки и плечи, все лицо Джэки было изуродовано шрамами, на каждой щеке не меньше тридцати, и Мора подумала, что они останутся на всю жизнь. Она вынула книгу жилищно-строительной кооперации и сказала:
– Там внутри – пять тысяч фунтов, Джэки. Истрать их на отдых или еще на что-нибудь. А когда выздоровеешь, я возьму тебя на работу в наш новый клуб в Крекерджеке, в качестве "старшей".
Мора не сразу поняла, что Джэки плачет. А когда поняла, взяла у нее из рук чашку, поставила на пол и обняла девушку.
– Ладно... ладно, Джэки, успокойся.
– Вы так добры. А я уже думала, что закончу дни свои в больнице Кингс-Кросса, вместе со всякими извращенками. Мора заглянула ей в глаза:
– Не расстраивайся, Джэки. Ты – славная девушка. "Старшие" очень неплохо зарабатывают. Так что все у тебя будет в порядке. В полном порядке.
Она подняла с пола чашку с чаем и передала Джэки.
– Допей-ка свой чай, а я пока поищу пепельницу.
Вернувшись с покупками, соседка глазам своим не поверила: "богатая птичка", как она мысленно окрестила Мору, мыла дверь в кухне.
Уже позднее, покидая квартиру Джэки, Мора была уверена, что теперь доверие к ней соседок Джэки возросло по крайней мере в сотню раз. Жаль только, что для этого Джэки пришлось так страдать.
Вернувшись домой, Мора увидела у входа букет белых роз. Заинтригованная, она развернула приложенную к букету карточку и прочла: "С праздником Дня Святого Валентина. Мики".
Она улыбнулась про себя, но тут же услышала, как внутренний голос спросил, почему ей не шлют цветов "настоящие" мужчины, то есть чужие, не родственники. В квартире, у дверей, лежала целая куча писем. Она подобрала их и пошла на кухню. Поставив розы на сушилку, Мора принялась просматривать письма. В основном это были счета и извещения. Вдруг в глаза бросился толстый конверт кремового цвета. Она вскрыла его и обнаружила очень красивую визитку с цветочками из настоящего бархата и вышитой золотой нитью корзинкой. Ясно, что это не спецтовар от "Вулворта". Она улыбнулась. Наверняка снова Майкл. Но когда раскрыла визитку, едва не лишилась чувств от шока: "Не станете ли вы моей Валентиной? Прошу вас пообедать со мною сегодня вечером. В 7.30 в "Савое". Уилли".
Сладкая истома и возбуждение охватили Мору, как это обычно бывает, когда приходит новое любовное увлечение. Она глянула на часы: начало шестого!
Мора помчалась наверх, чтобы приготовиться к ужину. Она должна выглядеть так, чтобы у него глаза полезли на лоб.
* * *
Уильям Темплтон сидел за столиком и то и дело поглядывал на часы. Было без двадцати восемь. Она, видимо, не придет. Сердце его упало. Лучше бы он позвонил ей. Но она могла отбрить его по телефону, и это был бы конец. Увидев красивую визитную карточку у "Хэрродса", он испытал глупейшее желание немедленно купить ее для Моры. Это было просто смешно в его годы: лорд уже приближался к шестидесяти...
Он чувствовал себя пристыженным, и, как всегда в таких случаях, ему казалось, что все знают, что с ним случилось, и смеются над ним.
Он уже в сотый раз просматривал меню, когда к нему кто-то подошел. Не поднимая головы, Темплтон подумал, что это снова официант, и с важным видом махнул рукой:
– Благодарю вас, но я сделаю заказ немного позднее.
– Конечно позднее. Я знала, что вы дождетесь меня.
Брови его удивленно взлетели вверх: рядом стояла Мора, обворожительная, как никогда. Платье из серого шелка, плотно облегающее фигуру, было, как и все остальные ее туалеты, строгим и элегантным. Вычурность была бы излишня при ее полной груди и тонкой талии. Необыкновенной красоты жемчужные серьги и нитка жемчуга того же размера на шее – вот и все украшения, которые красиво оттеняла ее белая кожа, придавая им живой блеск. Шелковистые светлые волосы были, как всегда, безукоризненно уложены. К немалому удовольствию Темплтона окружающие бросали на них восхищенные взгляды.
Уильям неловко поднялся: