– Послушай, сынок, у меня, как ты понимаешь, глаз на заднице нет. Тут больше тридцати потаскушек, разве уследишь за всеми?
– Ну так вот, Дениз, мой тебе совет: обзаведись глазами там, где ты сказала! И на затылке тоже! Эта шлюха Ширелл только что обчистила клиента. Так что либо управляйся с ними, либо ищи себе другую работу! Это мое последнее предупреждение!
И, не дождавшись ответа, Джоффри, разъяренный, удалился.
Пожав плечами, Дениз про себя обматерила его.
Одна из девушек, сидевших в креслах для рандеву, слышала этот разговор и крикнула Дениз:
– Что там у тебя случилось? Нашалила девочка?
Остальные девицы прыснули со смеху.
Дениз слегка скривила губы, стараясь не показывать сломанный зуб:
– Ох, шла бы ты жарить свое дерьмо!
Девица скорчила ей рожу и обратилась к подругам:
– У этой бляди серебряный язычок, а, девушки?
Дениз взяла из пепельницы свою сигарету "Собрейни" и снова сунула в рот, борясь с искушением размазать ее по физиономии девицы. Она бы убила эту паршивку Ширелл!
* * *
Детектив-инспектор Мерфи ехал домой на своем "патни". Он кое-что разнюхал о Море Райан, и теперь ему было о чем поразмыслить. Мора, конечно, чиста, как свисток, не имеет ни единого предупреждения, но у нее есть уязвимое место. И Мерфи его обнаружил. Завтра утром один полицейский-констебль будет в шоке. Мерфи про себя улыбнулся, хотя к молодому Пезерику относился по-дружески. Он стал потихоньку насвистывать знакомый мотив. Мерфи преподаст Море Райан такой урок, которого она никогда не забудет. Больше всего на свете он ненавидел языкастых бабенок!
* * *
Мора поднялась с постели и стала одеваться. Терри наблюдал за ней. Она была самой сексуальной девушкой из всех, с которыми его когда-либо сводила судьба, но даже не подозревала об этом, что еще больше влекло к ней.
Она села на край кровати и принялась надевать чулки. Терри придвинул ее к себе и стал целовать, лаская ее грудь.
– Она стала у тебя еще больше, да?
Мора высвободилась из его объятий.
– И не стыдно тебе? – Она поджала губки. – Ну, давай, Тел, одевайся. Отвезешь меня домой.
Он встал, потянулся.
– Так не хочется, чтобы ты уезжала, – произнес он тоном капризного ребенка.
– Мне пора! Поторопись!
Она запустила в Терри подушкой. Терри поймал подушку и бросил в Мору. Началось сражение. Через пять минут оба лежали полураздетые на постели, прерывисто дыша.
– Я люблю тебя. Терри, – шепнула Мора.
– И я люблю тебя, Мора. Сильнее, чем ты думаешь.
Она улыбнулась. Хотелось верить, что он сказал правду. На следующий день ей предстояло выяснить, беременна ли она. Она закусила губу. Как бы не случилось убийства. Она нутром чуяла недоброе.
* * *
Майкл позвал к себе Ли, и сейчас тот, бледный, стоял перед ним, хотя не чувствовал за собой никакой вины.
– Это правда, что ты нынче отделал нашего старика?
Ли судорожно сглотнул.
– Да, он колотил мать.
Майкл улыбнулся своей сверкающей улыбкой, озарявшей, казалось, лицо изнутри.
– Ты правильно поступил, Ли. Впредь всегда вступайся за женщин. Никому не позволяй причинять им боль, никому! Я горжусь тобой, Ли!
Ли почувствовал облегчение и улыбнулся.
– Завтра я тоже влеплю старику пару горячих. Станет как шелковый. А сейчас вали домой!
Ли вышел из тесного офиса, и сердце его пылало. В это время до него донеслись звуки "Тюремного рока", и он поспешил назад в клуб. Девушка, раздевавшаяся под эту музыку, была амазонкой, шести футов ростом, с оливковым цветом кожи, агатово-черными волосами, большими карими глазами и такими пышными грудями, каких Ли еще не доводилось видеть. Он сел рядом с Бенни, предусмотрительно занявшим для него местечко.
Глава 10
– Детектив-констебль Пезерик, с вами желает говорить важный босс!
Это сообщила служащая полиции в чине констебля, улыбаясь во весь рот, но тут же спохватилась. Глянув через стол на сержанта Джонса, она скорчила серьезную мину. Сержанту было не до шуток. Он посмотрел на Терри и покачал головой:
– Ты, парень, малость чокнулся, если надеялся, что это так тебе сойдет.
– О чем ты? – невозмутимо спросил Терри, но в голосе его звучала тревога.
Джонс взял лежавшую перед ним пачку бумаг и сделал вид, что собирается их раскладывать.
– Ступай-ка лучше к начальству, сынок, – сказал он. – Старший инспектор терпеть не может, когда его заставляют ждать.
Терри встал и, заметив, что служащая с подружкой смеются, решил, что это они над ним. Что он натворил?
Нет сомнения, что его отчеты начальству в полном порядке. За последние несколько недель он вел дела "двух воротничков", но в них не было ничего особенного. В общем, непонятно, зачем его вызывает старший инспектор.
Он прошел через весь офис к стеклянной загородке. Этот уголок служил старшему инспектору кабинетом, когда он снисходил до общения с подчиненными.
Инспектор, занятый разговором с Добином, сделал Терри рукой знак войти. Тот робко вошел, осторожно прикрыв за собой дверь. С появлением Терри разговор прекратился и шеф предложил ему сесть. Оба инспектора с каменными лицами уставились на своего подчиненного. По спине Терри побежали ручейки пота. Вспотели даже ладони, которые он машинально вытер о брюки. Терри в отчаянии силился вспомнить, какую он совершил ошибку, но тут инспектор сказал:
– Ну и кашу ты заварил, Пезерик! – В голосе его звучали жесткие нотки. Никогда еще Терри так не отчитывали, даже в тот раз, когда он неправильно записал данные подозреваемого, из-за чего сыщики отправились не к нему, а к весьма уважаемому судье.
– Извините, сэр, – прочистив горло, произнес Терри, – я не совсем вас понимаю.
Терри следил за выражением лица начальника. Подчиненные его не любили, но уважали, и это было главное, по мнению Терри. Старший инспектор Харрис, человек независимый, не управлял своим подразделением, а скорее командовал, как армейским взводом.
В свое время он был полковником улан. Он все еще холил свои длинные бакенбарды, за которые его прозвали "воздушным змеем". Это был крупный мужчина, очень заботившийся о блеске своего мундира, что придавало ему плутовской вид. Но при всем этом он был умен. Очень умен.
– Прошу прощения, сэр, но я решительно не понимаю, о чем вы говорите.
Шеф взглянул на инспектора Добина, и на его потрепанной красной физиономии появилась ухмылка.
– Вы слышали, Добин? Этот розовощекий юный нахал просит у меня прощения.