Об этом Лиззи постоянно забывала!
Следом за Кэйт и Эвелин в больницу заявился Дэн. К счастью, они разминулись: меньше всего Кэйт хотелось сейчас видеть Дэна. Зато Лиззи очень обрадовалась отцу.
Когда Кэйт добралась до участка и села напротив Рэтчета, тот предложил ей кофе, и теперь оба то и дело отпивали понемногу из чашек.
— Вы уверены, что нет больше проблем? А то возьмите отпуск по уходу…
— Нет-нет, — покачала головой Кэйт. — Все в порядке. Завтра выхожу на работу.
— Что ж, — с расстановкой проговорил Рэтчет, делая акцент на каждом слове. — Что ж, Кэйт, все это очень печально. Ведь наша работа требует полной отдачи…
Не успела Кэйт рта раскрыть, как в дверь забарабанили.
— Войдите!
В кабинет ввалился Кэйтлин.
— О, Кэйти, привет! Как твоя бедная дочурка? — Он весь лучился радостью. — Вот здорово, что я застал тебя! Когда приступаешь к работе? Я тут, пока тебя не было, тщательнейшим образом вел записи, чтобы ни одна деталь от тебя не ушла!
— Завтра выхожу на работу!
— Отлично! Надеюсь, дочка в порядке?
— Тебе что нужно, Кэнни? — повысив голос, спросил Рэтчет.
— Кому? Мне? — ткнул себя пальцем в грудь Кэйтлин. — Ничего. Ровным счетом ничего! Я искал Кэйти, а мне сказали, что она у тебя! Ладно, до завтра!
Он улыбнулся Кэйт и слегка подмигнул. Но, направляясь к двери, вдруг шлепнул себя по лбу и повернулся.
— Ты уже закончила разговор, Кэйт?
Кэйт поглядела на Рэтчета, и тот ей кивнул.
— Да, закончила!
— Тогда пошли, ознакомишься с последними донесениями! Там, между прочим, масса интересного!
Она поставила чашку на стол, кивком головы попрощалась с Рэтчетом и последовала за Кэйтлином. Когда они вышли из кабинета, Кэйтлин взял ее под руку и повел в небольшую закусочную, посещаемую служащими участка. Называлась она «Лебедь» и всегда была битком набита. Кэйтлин принес два бокала виски и, усадив Кэйт за столик в уголке, предложил выпить за здоровье ее дочери.
— Спасибо, Кэйтлин!
Он небрежно махнул рукой:
— Не сомневайся, я понимаю, что тебе пришлось пережить. Когда моя дочка легла на аборт, я чуть не чокнулся от волнения! И спасла меня только работа. В такие моменты нельзя бездельничать.
— А я думала, вы католик!
[24]
— Конечно, католик, все мы католики, но ей-то в то время исполнилось только четырнадцать! Это был настоящий кошмар! Ну а что с твоей девочкой? Только правду!
Сама не зная, как это получилось, Кэйт рассказала ему буквально все.
— Наркотики для родителей просто кара Господня. Смотри, глаз с нее теперь не спускай, а то опять хватанет «дозу». Эти «дозы» для них — все равно что для больного лихорадкой одеяло.
Кэйт про себя усмехнулась: ну и сравнение!
— А что все-таки нового в расследовании?
— По правде говоря, Кэйт, ничего. Это я Рэтчету мозги пудрил. Но думаю, скоро что-нибудь прояснится! Мы тщательно изучаем каждого подонка, каждого подозреваемого, но это все равно что писать в море: слишком их много!
— Огромное спасибо, Кэнни, за поддержку!
Кэйтлин засмеялся:
— Ну знаешь, не каждому удается заполучить такого хорошенького инспектора. Подсунут какого-нибудь здоровенного алкаша, вонючего, как бывший в употреблении презерватив, и работай с ним в паре!
Кэйт усмехнулась: в самых невероятных обстоятельствах вдруг находишь друзей!
— А что нового в деле Луизы Батлер?
— Ничего! Мы, ясное дело, считаем, что это убийство, и если в ближайшее время не будет обнаружено ее тело, то… — Он не договорил.
Кэйт поднялась:
— Ну что? Повторим?
— С удовольствием! Хорошее это дело — эмансипация женщин. Теперь пригласить куда-нибудь даму обходится гораздо дешевле, чем раньше.
Кэйт прошла к бару и мимоходом взглянула на настенные часы. Половина седьмого. Она выпьет еще немного с Кэйтлином и поедет домой. В восемь ее будет ждать Патрик, а до этого она хотела обзвонить знакомых и попробовать отыскать Дэна, чтобы сказать ему пару ласковых. Она готова к беседе с ним.
Глава 16
Джордж стоял в спальне чем-то очень озабоченный. Лицо его было напряженным, с выражением глубокого беспокойства. Он был совершенно уверен, что булавка для галстука должна лежать в верхнем ящике комода. Но там ее не было. Он вытащил ящик и перенес его на кровать. Рылся, рылся, но булавка будто сквозь землю провалилась.
От сильного волнения он прикусил зубами щеку. Он обыскал всю спальню самым тщательным образом — все напрасно. Скорее всего, он потерял ее в предновогоднюю ночь! Джорджа пот прошиб. После того как Илэйн уехала, он очень спешил и сейчас никак не мог вспомнить, надел он тогда галстук или нет. Здравый смысл подсказывал, что, конечно, надел. Он вернул ящик на прежнее место и решил ехать к карьеру, искать булавку.
Она должна быть на теле убитой. Хорошо еще, что у него хватило ума закопать свою жертву. «Дьявол никогда не оставляет своих слуг на произвол судьбы», — часто повторяла его мамаша. И была права. Он не раз убеждался в этом.
Было без пяти семь. Сегодня Илэйн должна ехать на вечеринку, и как только уберется из дому, он отправится на место своего преступления. Джордж, как всегда аккуратный, поправил покрывало на постели и вышел из спальни. В этот момент до него из ванной донеслось пение Илэйн: «Я танцевать хочу!» Он поморщился: что бы ни делала жена, все вызывало в Джордже раздражение. От нее чокнуться можно. Голос Илэйн становился все громче и преследовал его, пока он спускался по лестнице: «Я б танцевать могла, я б танцевать могла, я б танцевать могла… всю ночь!»
Господи, думал Джордж, куда деваться от ее голоса? Куда деваться от нее самой?
В восемь сорок пять Джордж уже стоял у того места, где закопал тело Луизы Батлер. Он поставил на землю большой фонарь, надел садовые рукавицы и принялся откапывать свою жертву. Рукавицы мешали сбрасывать с насыпи камни, и Джордж кряхтел и пыхтел, буквально выбиваясь из сил. Как глубоко он ее тогда закопал! Убийца опустился на корточки, чтобы перевести дух, и тут в нос ему ударил запах разлагающейся плоти.
Джорджа едва не вырвало. Посмотрел бы он на себя сейчас! Лицо позеленело и сморщилось. Настоящий старик. Он извлек из кармана платок, завязал нос и рот и, сделав над собой усилие, стал снова ворочать камни и землю. Наконец он докопался до тела.
Ну слава Богу! — вздохнул он с облегчением.
Он вытащил руку убитой, потом тщательно счистил грязь с лица и осветил фонарем труп.