Венец - читать онлайн книгу. Автор: Сигрид Унсет cтр.№ 36

– Два брата женились на двух сестрах, – сказал Эрленд. – Борд и Никулаус, сыновья Мюнана. Мой отец был старшим, мать была его второй женой, а от первой жены у него не было детей. Борд, за которого вышла Осхильд, тоже был немолод и они, вероятно, никогда не жили хорошо друг с другом… Я был еще ребенком, когда все это случилось, и от меня все скрывали, насколько было возможно… Но Осхильд уехала за границу с господином Бьёрном и вышла за него замуж, не посоветовавшись со своими родными, когда умер Борд. Брак этот хотели признать недействительным – доказывали, что Бьёрн спал в ее постели еще при жизни ее первого мужа и что они с Осхильд постарались спихнуть с дороги моего дядю. Прямого обвинения на них, очевидно, не смогли возвести, раз пришлось оставить их жить в браке… Но зато они должны были отдать в уплату пени все свое имущество… Бьёрн к тому же убил племянника – я хочу сказать, племянника моей матери и Осхильд…

У Кристин забилось сердце. Дома родители строго следили за тем, чтобы дети и молодежь не слыхали нечистых разговоров, но все-таки и в их приходе случались иногда вещи, о которых Кристин приходилось слышать, – например, про одного человека, который жил в незаконной связи с замужней женщиной. Это был блуд, один из самых худших грехов; говорили также, будто любовники хотели извести мужа, – тогда дело дошло бы до объявления их вне закона и отлучения от церкви. Лавранс говорил, что жена не обязана оставаться при муже, если тот сошелся с чужой законной женой; положения детей, рожденных в блуде, нельзя ничем исправить, даже если родители впоследствии освободятся и смогут обвенчаться. Мужчина может узаконить и сделать своим наследником ребенка, прижитого от непотребной женщины или странствующей нищенки, но только не ребенка, родившегося от блуда, хотя бы его мать была женою рыцаря… Кристин подумала о той неприязни, которую она всегда питала к Бьёрну, к его бледному лицу и жирному, оплывшему телу. Она не в силах была понять, как это фру Осхильд может быть всегда доброй и уступчивой по отношению к человеку, навлекшему на нее этот позор и как такая прелестная женщина могла увлечься Бьёрном. А он даже не был добр по отношению к ней: предоставлял ей выносить на своих плечах всю работу в усадьбе, сам же только и делал, что пил пиво. И все-таки Осхильд всегда была нежна и ласкова, говоря со своим мужем. Кристин раздумывала, было ли все это известно ее отцу, раз он приглашал Бьёрна к себе в дом. И теперь, когда она подумала об этом, ей показалось, в сущности, очень странным, что Эрленд рассказывает такие вещи про своих ближайших родичей. Но он, вероятно, думал, что ей уже раньше было это известно…

– Мне очень хотелось бы, – сказал Эрленд немного погодя, – как-нибудь погостить у тетки Осхильд, когда я поеду на север. Он все еще красив, мой родич Бьёрн?

– Нет, – сказала Кристин. – Он похож на сено, пролежавшее на поле всю зиму.

– Да, такие передряги сказываются на человеке, – сказал Эрленд с прежней горькой усмешкой. – Никогда в жизни не видел я более красивого человека, – тому уже двадцать лет, я был тогда совсем еще невелик, – но такого красавца, как Бьёрн, я никогда больше не видел…

Вскоре они подъехали к богадельне. Это было очень большое и красивое заведение: много домов, и каменных и деревянных, – больница, приют для нищих, странноприимный дом, часовня и дом священника. На дворе шла необычайная суета, так как в поварне готовилась еда для гильдейского пиршества и все призреваемые бедняки и больные тоже должны были получить в этот день отменное угощение.

Гильдейский дом лежал за садами богадельни, и народ шел туда через ту их часть, где росли целебные травы, потому что ими славился сад. Фру Груа ввела в употребление в Норвегии растения, каких здесь никто раньше не знал; и, кроме того, все растения, обычно произрастающие в садах, росли гораздо лучше в ее цветниках и огородах, – как цветы, так и овощи и лекарственные травы. Она была ученейшей женщиной по этой части и сама перевела на норвежский язык салернские книги о целебных травах. Фру Груа особенно благоволила к Кристин, заметив, что девушка немного знакома с наукой о травах и не прочь была бы еще поучиться этому искусству.

Кристин называла Эрленду травы, росшие на грядках по обеим сторонам зеленой тропинки, по которой они шли. Под лучами полуденного солнца жарко и пряно пахли укроп и сельдерей, лук и розы, амбра и желтофиоль. За лишенным тени и припекаемым солнцем огородом, где росли целебный травы, тянулись ограды с фруктовыми деревьями и, казалось, манили к себе своей прохладой, – красные вишни поблескивали в темной листве, а яблони склоняли ветки под тяжестью зеленых плодов.

За садом шла изгородь из лесного шиповника. На кустах оставалось несколько цветов – они не отличались от цветов обыкновенного шиповника, но листья пахли на солнечном припеке вином и яблоками. Народ, проходя мимо, ломал веточки и прикалывал их к одежде. Кристин тоже сорвала несколько цветов и засунула их около висков под золотой обруч па голове. Один цветок остался у нее в руке. Эрленд взял его немного спустя, ничего не сказав. Некоторое время он нес его в руке, но потом вдел в серебряную застежку на груди – вид у Эрленда при этом был беспокойный и смущенный, и он был так неловок, что исколол себе пальцы в кровь.

В верхней горнице гильдейского дома было накрыто несколько широких столов: вдоль длинных стен один стол для мужчин и один для женщин, а посреди еще два, где вперемежку сидели дети и молодежь.

Фру Груа сидела во главе женского стола на почетном месте; монахини и наиболее уважаемые замужние женщины – вдоль стены, а незамужние – на внешней скамье, девицы из Ноннесетера – поближе к аббатисе. Кристин знала, что Эрленд смотрит на нее, но ни разу не посмела повернуть головы, ни когда все вставали, ни когда садились. Только когда все поднялись и священник начал читать имена умерших братьев и сестер, членов гильдии, Кристин быстро покосилась в сторону мужского стола и мельком увидела Эрленда, стоявшего у стены, за горящими на столе восковыми свечами. Он смотрел на нее.

Обед продолжался очень долго; много пили во славу Господа Бога, девы Марии, святой Маргреты, святого Улава, святого Халварда, с молитвами и пением в промежутках.

Кристин видела через открытую дверь, что солнце зашло; с луга неслись звуки виол и пения – молодежь уже покинула пиршественные столы, когда фру Груа сказала молодым послушницам, что теперь они тоже могут идти и немного повеселиться, если у них есть охота.

На лугу горело три красных костра; черные и пестрые цепи хороводов ходили вокруг них. Музыканты сидели на ящиках, поставленных один на другой, и пиликали на виолах – каждый хоровод водили под свой напев: слишком много было народу для того, чтобы все могли принять участие в одном танце. Было уже довольно темно – край поросших лесом гор на севере выступал угольно-черным на желтовато-зеленом небе.

Под навесом галереи народ сидел и пил. Несколько мужчин поспешно вышли вперед, как только шесть девиц из Ноннесетера спустились с лестницы. Мюнан, сын Борда, подлетел к Ингебьёрг и умчался с нею, а Кристин кто-то схватил за руку – Эрленд, его рука была уже ей знакома! Он так стиснул Кристин руку, что кольца у обоих заскрипели и врезались в тело.